Луиза Эрдрич - Пригоршня прозы - Современный американский рассказ

После этого мы с ним начали ссориться, и кончилось это тем, что он меня избил. Под кухонным столом. В этом было куда больше жизни, чем в его субботних вечерах. Наши драки блистали золотом и жаром. Я ненавидела его из-за крови. Когда это случилось в первый раз, утром я увидела на простыне коричневый мазок. Мой. Я знала. Я выбросила крышечку того преподобного, закопала под гикори. Тогда мне уже было двенадцать, и я знала про плеву. Да только думала, что с ней покончено давным-давно.

Знай я, что она еще цела, я бы поборолась.

В то воскресное утро я прибежала в ванную раньше их всех и час возилась с простыней и мылом, выскребывая ее ногтями.

А потом я совершила самый свой скверный поступок за всю мою жизнь и сейчас расскажу вам о нем. Позже сегодня пусть каждый из вас поищет, какой самый тяжкий грех он совершил. Первое мое задание вам: уйти вечером к себе в комнату и вспомнить, что самое плохое вы сделали. А завтра утром вслух поведаете друг другу. И тогда вы навсегда останетесь близкими. Вторым вашим заданием будет пожелание: «То, чего мне в жизни так и не досталось».

Нельзя стать чистыми, пока вы не покажете всю свою грязь. Это часть познания друг друга. Приобщение к Господу и всем здесь.

Не знаю, как далеко я думала зайти. Но знаю, что в субботние вечера я стала надевать старую фланелевую ночную рубашку и густо намазывала лицо кольдкремом. Волосы затягивала на затылке в тугой узел, весь в шпильках. А глаза завязывала носовым платком. Вроде компресса. И говорила, что это такая ночная маска, чтобы улучшить цвет лица и вообще. Но сначала-то я думала, что таким образом отважу его от себя.

Только ничего не помогало.

Я все мазалась и мазалась кольдкремом и завязывала глаза платком. И начала разговаривать с Сарой о слиянии с ангелом. Сказала ей, что каждую субботу открываю на ночь окно, и Господень Ангел или даже сам Господь входит в меня, наполняет до изнеможения, щекочет перышками, дует на меня, наполняет меня всюду под кожей чудесным сияющим светом.

Говори же, говори, сказала она.

В те дни было много бродячих святых. Приезжали в городок, продавали свой священный товар и уезжали. Осенью и весной они останавливались в нашем доме. Так вот, с ними подобное случалось постоянно. Дух Святой заставлял их подниматься с кровати и становиться на четвереньки. Они стонали, а духи сосали, впивая их души, дули в них, и ветер очищал все отверстия их тела небесным песком.

По вечерам я лежала на полу в ее комнате и медленно описывала сладчайшие ласки ангела.

И чувствовала, как она начинала ерзать на постели в пробудившемся томлении.

Прошел месяц или около того, но наконец Сара сказала мне, что тоже хочет испробовать ангела.

И вечером в субботу я приготовила ее. Раздела и переодела у себя в комнате. Помню, была октябрьская ночь, ветер налетал порывами, ветки черных сухих деревьев царапали стены снаружи. Свет был далеким, темно-оранжевым. Я надела на нее мою старую ночную рубашку, закрутила ей волосы в пучок, воткнула шпильки. Лицо густо намазала кольдкремом, завязала платком глаза. Труднее всего было заставить ее снять трусики. Она была из тех девочек, которые надевают чистые трусики, когда ложатся спать. Я перевернула ее как для игры «Пришпиль хвост ослу». Накануне я тайком спустилась в подвал и налила на три пальца виски в стакан. Хотела, чтобы она заснула покрепче.

Я лежала в ее постели и не спала — вытянулась и жду. И все позднее становится, все позднее. Я из-за лунного света тревожилась, но октябрьская луна была только узеньким серпом, а звезды, хоть и яркие, почти не светили. И все было черным-черно. Наконец совсем поздно слышу, он поднимается к моей двери, потом дверь закрылась. Вошел. Я не посмела пойти послушать. Страшно было встать с кровати. Было темно, моя дверь закрыта, а я думала: если он меня поймает, так убьет — и правильно сделает.

Долгое время ничего не происходило. Я все перебрала в уме, лежа одна в кровати лицом вверх. И ничего слышно не было. И я узнала то, что узнаёт каждый: до чего худо, когда сделаешь что-то совсем скверное и уже ничего изменить не можешь.

Я все ждала, что они узнают друг друга, придут сюда и убьют меня. Мне даже почти этого хотелось, но все было тихо.

Через очень долгое время я услышала, как он вышел, и услышала, как он закашлял, прочищая горло, — совсем так, как делал, когда каждую неделю уходил от меня. Спустился в кухню, вымыл руки над раковиной, выпил разом стакан воды. Иногда по утрам мы находили в металлической раковине кусочки серебристой глины. Он нам объяснил, что это фарфор.