Дженнифер Барнс - Фиксер

Конечно же, мне повезло так, что Ашер оказался в моём классе о проблемах современного мира. Он поприветствовал наших одноклассников по именам и дал нескольким из них пять по пути к месту по соседству с моим. Он одарил меня дурацкой, блаженной улыбкой.

Убейте меня.

— Мои поздравления! — хлопнув в ладоши, воскликнула Доктор Кларк в передней части кабинета. — В награду за то, что сегодня вы — мой последний и любимый класс, вы можете сдать свои работы, посвященные интернет-цензуре!

По комнате пронёсся коллективный стон. После того, как мы сдали работы, она включила плоскоэкранный телевизор — телеканал CNN.

— Будьте готовы, — произнесла доктор Кларк.

Готовы к чему? — гадала я.

— Дебаты, — беспомощно сообщила мне Вивви.

— Мы прибываем на милости богов дневного кабельного телевидения, — уточнил Ашер, вертя карандаш, словно крохотный жезл. — Что бы ни обсуждали аналитики, то же обсуждаем и мы.

По всей комнате люди поспешно делали заметки. Я понятия не имела, о чём говорили люди на экране. Пять минут спустя я бросила любые попытки что-либо понять, а затем программу прервали посреди предложения.

— Экстренные новости, — объявило телевиденье. Стоило мужчине в военной форме появиться на экране, чтобы сделать заявление, по классу пробежала волна тревоги. Всё тут же уставились на меня.

Нет. Не на меня, — осознала я. — На Вивви.

Несколько секунд я осмысливала то, что в подписи на экране, под именем мужчины значились его звание (майор), должность (врач в Белом Доме) и фамилия. Бхарани.

— С глубоким прискорбием, — произнёс мужчина на экране, — я сообщаю вам, что председатель верховного суда Теодор Маркетт ушел из жизни на операционном столе чуть больше часа назад. Мы дважды пытались устранить тромб в сердце судьи, и во время второй операции возникли непредвиденные усложнения.

Вивви сидела очень и очень неподвижно. Ашер замер. Остальные ученики принялись негромко перешептываться.

На экране майор Бхарани продолжил свою речь.

— Сегодня наша страна потеряла прекрасного человека. Мы просим вас уважать частное пространство его семьи в это тяжелое время.

Смерть судьи Маркетта была важной новостью для Хардвика. Насколько я поняла, парень, которого всё ещё не было в школе — Генри Маркетт — был довольно популярен — а ведь год назад он уже потерял отца. Прибавьте к этому количество учеников, родители которых были политиками, журналистами, лоббистами, так или иначе связанными с власть имущими лицами Вашингтона, и смерть председателя верховного суда будет не просто новостью. Его сметь меняла всё в корне. Его смерть была чем-то личным.

— Чаю? — вопрос выдернул меня из размышлений. В ожидании ответа, Айви наполнила свою чашку.

— Нет, — ответила я. — Спасибо.

Не сводя с меня глаз, Айви сделала глоток чая.

— Можем заказать что-нибудь другое, если хочешь.

Почему-то моя сестра решила, что моя речь на тему «я не хочу твоего печенья» подразумевала, что я лучше отправлюсь в город, чтобы выпить чая.

— Всё нормально, — сквозь сжатые зубы сказала ей я. Вокруг нас женщины болтали друг с другом, поедая изысканную выпечку. Я практически чувствовала, как в воздухе ресторана парит элегантность.

Айви подняла изящную серебряную ложечку и вдумчиво помешала свой чай.

— Булочку? — предложила она.

Я просто уставилась на неё.

— Что мы здесь делаем?

— Я ем булочку, — ответила Айви. — Я дам тебе знать, когда пойму, что здесь делаешь ты.

У меня появилось чувство, что я могу бросать в её адрес непристойные ругательства, а она просто продолжит попивать чай.

— Чего ты хочешь? — после сегодняшнего дня я была слишком морально истощена, чтобы ходить вокруг да около.

— Я хочу, чтобы ты дала Вашингтону шанс, — Айви подождала, пока я усвою эти слова и продолжила. — Я не стану просить о шансе для себя. Не уверена, что заслуживаю его. Но ты заслуживаешь, Тэсси. Ты заслуживаешь иметь здесь жизнь.

— У меня была жизнь, — резко ответила я. — Я была… — Счастлива? Мне не удалось заставить свои губы сформировать это слово. — У меня всё было в порядке.

— Когда я оставила тебя там, — произнесла Айви, — три года назад, когда я оставила тебя с дедушкой, я считала, что поступаю правильно. Ради тебя.

Тогда зачем ты вообще пригласила меня жить с тобой? Я не стала произносить эти слова вслух.

Когда мне было тринадцать, я пыталась спросить у неё, почему. Я звонила, но она не поднимала трубку. Я звонила снова и снова, но она не отвечала. Месяцем позже она позвонила, чтобы пожелать мне счастливого дня рождения, словно ничего и не случилось.