Георгий Садовников - Большая перемена (сборник)

Пребывая в полном неведении о том, что… а вернее, кто меня ждёт, я продолжал подготовку, вылезая вечерами на короткий променад. Так было и в этот знаменательный вечер. Правда, на сей раз я почти целый день провёл в институтском читзале и потому отправился на прогулку, имея на борту, как говорят моряки, тяжёлый груз — портфель, набитый конспектами и увесистыми томами монографической литературы.

Обычно я предпочитал бродить по тихим краснодарским улицам и переулкам. Но сегодня изменил своей привычке. Вблизи от нашего института простирался городской парк, и какой-то бес повёл меня именно туда. Нет, я, разумеется, выбрал затенённую аллею, лежавшую как бы на отшибе от весёлой парковой суеты. Она была тиха и почти безлюдна — несколько тёмных силуэтов на скамьях, вот и весь народ. Плетясь в глубоком раздумье, я, помнится, размышлял о сарматах и скифах, и мои ноги, предоставленные самим себе, самовольно привели меня к ярко освещённой арене, покрытой асфальтом, окружённой забором из металлических прутьев. Это была городская танцплощадка. Видимо, ноги полагали, будто они лучше головы осведомлены о потаённых желаниях, подпольно обитавших в глубинах моей души. И не ошиблись. Так показалось тогда. Ибо, бросив рассеянный взгляд сквозь прутья ограды, я увидел Её. Взгляд мой мгновенно очистился от всего теперь уже постороннего, сфокусировался, окреп и подтвердил: да, это Она, единственная во всей мировой истории. Для меня, конечно.

В эти минуты оркестр молчал, переводя дух, и потому Она тоже отдыхала на деревянной скамье, обмахивалась изысканным дамским платочком. Я видел её, можно сказать, царственный профиль. И восседала Она на скамье будто на троне. «Изабелла Кастильская! — воскликнул я мысленно и тут же себе возразил: — Да, куда там до неё Изабелле в придачу с Марией Тюдор». Эти надменные королевы, и вместе взятые, не стоили взмаха её длинных густых ресниц! Я прошёл на танцплощадку, мимоходом сказав билетёрше: «Я в аспирантуру!» — и та, глянув на мой пузатый портфель, не произнесла и звука.

Я прямиком направился к Ней и учтиво произнёс:

— Разрешите вами восхищаться!

Она сначала изумилась — мол, а это что ещё за фрукт, так и читалось в её прекрасных глазах, — а затем с любопытством спросила:

— Если я не разрешу, вы же всё равно будете это делать?

— Буду, — сказал я твёрдо. — В Древнем Риме меня бы называли Принципиальным. С большой буквы.

— А как вас величают сейчас? Ваши современники?

— Нестор Северов, — представился я. — А современники из нашего института говорят так: «Вон идёт Нестор Северов — без пяти минут известный учёный».

— Так вот вы какой! Нестор Северов! — сказала Она с приветливой улыбкой.

Выходит, и эта дива уже наслышана о моей персоне, — я воспринял данную информацию, как само собой разумеющуюся. Моя известность выплеснулась за стены института и теперь растекается по всему городу и даже достигла городской танцплощадки. Рано иди поздно это должно было состояться как историческая неизбежность.

— Да, я действительно такой, — признался я честно, не обманывать же Её с первых минут нашей встречи. И вообще я не люблю ложь.

— А я просто Полина, — вздохнула Она. — А ещё проще — Лина. Для своих.

— Я вам признателен за то, что вы меня ввели в круг доверенных лиц. Я в свою очередь отплачу той же монетой. Сестерцией или драхмой, это уж на ваш вкус. Словом, я человек прямой, не люблю ходить вокруг да около, и потому скажу откровенно: мне хочется вам рассказать о бронзовом горшке, найденном при раскопках под деревней Ольговкой. Он, по-моему, наводит на весьма любопытные мысли. Уверен: вы будете заинтригованы.

— Чувак, ты не туда попал. Здесь не кухня. Хиляй со своим горшком куда-нибудь подальше! — услышал я грубый мужской голос.

Только теперь я заметил её свиту — троих рослых ухоженных парней, в чёрных и красных рубахах с поднятыми воротниками, в узких брюках и остроносых мокасинах. У каждого волосы аккуратно причёсаны и разделены пробором.

— Эдик, не груби! — прикрикнула Лина на одного из своих кавалеров. — Представь, мне тоже интересно: на какие именно мысли наводит старый бронзовый горшок?

Тут оркестр грянул бойкий фокстрот.

— Итак, Нестор, я вас слушаю, — Лина встала и положила ладонь на моё плечо.

Я взял её правой рукой за талию и с портфелем в левой начал свой первый танец с Линой, ставший для меня историческим.

— Ваш портфель, видно, набит чем-то очень ценным. Вы боитесь с ним расстаться даже на один танец? — спросила Лина с добродушной, как я тогда истолковал, иронией.