Тарьей Весос - Птицы

Тем не менее он ненадолго присел на кочку. Их было так много, таких добрых и приветливых, — может, он немного побудет здесь? В этом лунном сиянии он рядом со своей тенью казался призраком, замешавшимся в таинственную игру света и тени.

Вскоре ему стало холодно, и он пошел по лужайке к дому. Снова забрался в постель. Но заснуть уже не мог.

Дно, думал Маттис. В сумятице мыслей он постепенно все-таки добрался до него. Ведь оно может быть какое угодно. Травянистое. Песчаное. Илистое. Каменистое. И такое, какого никто не видел.

Ну а если другое? — с отчаянием думал он, ему было страшно. Значит, я попаду туда? — спросил он, цепляясь за эту мысль.

Да, снова сказал он.

Он так и не уснул.

Ветра не было.

Должно быть, под утро Маттис все-таки задремал, он не слышал, как Хеге прошла мимо него на кухню. Не слышал, как прошел Ёрген. Когда Маттис проснулся, оба они были уже в кухне. До него донесся звон посуды и слова, которые окончательно прогнали сон:

— Сегодня так тихо, озеро как…

Это сказала Хеге, она не вложила в свои слова никакого особого смысла, просто произнесла их мимоходом, собирая Ёргену с собой завтрак или наливая ему кофе.

— Угу, — равнодушно ответил Ёрген.

— Значит, сегодня он сможет пойти на озеро, — сказала Хеге.

Маттис не слышал, ответил ли ей Ёрген, его тело словно прошила дрожащая нить. Мысли разбежались в разные стороны и запутали его. Но он все-таки немного усмирил их, ему удалось взять себя в руки.

Оставайтесь там, где вы есть, сказал он своим мыслям и стал одеваться. Теперь ему надо было осуществить свой план.

Из окна он видел озеро, оно было такое же неподвижное, как ночью, когда он выходил из дому. Слегка шевелилась лишь легкая туманная дымка — было прекрасное осеннее утро. Солнце еще не показывалось, но скоро оно взойдет, пригреет землю и растопит остатки тумана.

Маттис так и не смог овладеть своими мыслями. Когда он вошел в кухню, это было видно по его лицу. Хеге сидела одна. Ёрген уже давно ушел в лес, и Маттис был рад этому.

— Что случилось? — сразу спросила Хеге, увидев, что утро не совсем обычное.

Маттис покачал головой — вот и весь ответ.

— Говори, в чем дело! — скомандовала она по старой привычке, и он повиновался, но не до конца.

— Я чуть не умер от всяких мыслей, — ответил он, и это была правда.

— Только и всего?

Он вздрогнул.

— Садись и ешь.

Он попытался немного поесть. Хеге удовлетворил его ответ, больше она ни о чем не спросила. Маттис не спускал с нее глаз, наконец он сообщил:

— Сегодня я начинаю работать на перевозе.

Хеге весело поддержала его:

— Молодец. Это замечательно.

Неужели она так этого ждала? Но вот она вспомнила, что лодка ненадежна.

— Маттис, ты как-то говорил, что лодка прохудилась. Она сильно течет?

— Не очень.

— Проверь как следует, и, если она ненадежна…

— В тихую погоду это не страшно, я тебе говорил. Другое дело, когда ветер.

— Пожалуйста, будь осторожен, — попросила она, уже заторопившись. — Я не даю тебе с собой завтрак: как проголодаешься, приходи домой.

— Ладно, — сказал Маттис.

Он был уже готов — надо идти — и остановился посреди комнаты.

— Что-нибудь случилось? — спросила Хеге.

— Нет.

С этим он и ушел. Сейчас он много чего мог бы сказать ей, но говорить не следовало. Тяжело уходить, когда ничего нельзя сказать.

Пока он спускался к озеру, из-за вершин поднялось солнце. Его лучи были по-осеннему нежарки, от солнца все вдруг сделалось прозрачным, среди сверкающей листвы идти было как будто полегче. Хотя легко Маттису не было.

Он смотрел, как день набирает силу.

— Хороший день для перевоза, — громко и упрямо сказал Маттис, потому что спуск сегодня казался ему долгим и тяжким.

Пройдя несколько шагов, он прибавил:

— Нынче ко мне придет много народу.

И еще через два шага:

— И это хорошо.

С трудом он одолел знакомую тропинку, ведущую к берегу и к лодке. Его встретил запах смолы, разбуженный утренним солнцем. Огромные новые весла лежали в зарослях ольхи, сверкая белой древесиной. Маттис положил их в лодку.

Так, все готово.

Что еще?

Нет…

Теперь следовало действовать быстро. Скорей в лодку. Он оттолкнулся. Но вдруг огляделся по сторонам, рывком повернул лодку, выскочил обратно на прибрежные камни, бросился к зарослям березы и ольхи, короной венчавшим берег. Он подбежал к ольхе и впился зубами в ее светло-серую кору, горький ольховый сок обжег губы. Этого никто не должен был видеть, и длилось это только одно мгновение. На одно безумное мгновение Маттис замер возле дерева, а потом, словно освободившись от чего-то, побежал к лодке — след от его зубов на ольховой коре уже начал краснеть.