И они закончили с этим, и, действительно, недурно отдохнули, и Витя даже искупался на стоянке, а на обратном маршруте уже совсем пришел в себя, так что его снова можно было узнать и вполне разумно с ним общаться. И вот именно на обратном пути, когда они стояли у поручней, наблюдая, как утомленное солнце нежно с теплоходом прощалось, Карданов и произнес фразу, которую вспомнила Катя, размышляя о пустующих кинотеатрах в новых микрорайонах.
Когда они полностью преодолели первоначальное замешательство и можно уже было шутить по поводу несостоявшегося грехопадения на водах, Катя спросила: «А что бы вы, Витенька, зимой изобрели? На каток, что ли, пригласили бы? Там теперь самое место для уединения, народ что-то совсем перестал ходить на катки. Хочешь — целуйся, хочешь — обнимайся, свидетелей все равно никаких. И в каюту не надо запираться». Они одновременно вспомнили школьные годы, баснословные времена, когда московские катки сплошь были покрыты разноцветной толпой людей всех возрастов и комплекций, всех степеней квалификации — от поминутно шлепающихся неумельцев на снегурках до демонических асов на «норвегах», или, как тогда говорили, на «ножах». Вспомнили наряды конной милиции перед кассами Центрального парка культуры, еле сдерживавшие прибой толпы, вспомнили мальчишек и девчонок, ныряющих под лошадьми, протискивающихся с толпой мимо контролеров, чтобы любой ценой попасть по ту сторону, в страну обетованную, где музыка, огни, шорох стальных лезвий по рассекаемому льду.
И куда же все делось? С лошадьми и милицией, в общем, все ясно, никуда они не делись, просто не резон им топтаться перед кассами, к которым никто не рвется. Чего рваться, через кого прорываться — подходи и бери. И топай спокойненько и свободненько к одинокому контролеру, протягивай ему «тикет». Но что-то редко подходят и редко протягивают. И с музыкой и огнями тоже все в порядке, тоже фурычит все. Но для кого? Тоскливо выглядит залитое огнями огромное ледяное поле, и нелепы на нем затерявшиеся в его огромности фигурки. Исчезли люди, вот уж буквально как ветром с поля сдуло. Конечно, мистики и здесь никакой нет — куда исчезли люди — кто по домам, а кто шагает мимо заборчика, но мимо, мимо… Другие «земли обетованные» объявились, не иначе, а каток… не здесь назначают нынче свидания, выясняют отношения, демонстрируют лихость.
Карданов был любителем вот таких социологических эссе и подвернувшуюся благодарную тему использовал полностью: неутомимо раскручивал перед Катей ассоциации и аналогии, сыпал неожиданными сравнениями и метафорами. Договорился уже до того, что к культурным институтам (а культурные институты он предлагал понимать широко, как что-то, что объединяет, притягивает значительное количество людей на досуге, и причислял к ним не только театры, кино, телевидение, но и пивбары, туризм, спортлото, «кутежи») можно, оказывается, применять эволюционную теорию и поэтому говорить об их борьбе за выживание, о мутациях и естественном отборе. «Ученые ищут, но до сих пор не нашли причин массовой гибели динозавров, — говорил Карданов, по-прежнему поигрывая ключом от каюты, очевидно, полностью отрешившись от символического значения этого предмета, — а мы сейчас здесь решали вполне сходную задачу: причину массового вымирания катков. Ясно, что как физические объекты они никуда не девались и не денутся, но физически — это просто огороженные куски льда. И только. А катком в собственном смысле слова такой кусок льда делают те, кто ходит на него кататься. Эрго, деградация, захирение катков — это деградация желания людей ходить на них». Наконец, исчерпавшись на многочисленных альтернативных подходах, Карданов вывел фаталистично звучащее резюме: «Другие времена — другие песни».
Вот эту-то фразу и даже кое-какие из предшествовавших ей рассуждений Карданова о вымирании и естественном отборе среди культурных институтов и вспоминала теперь Екатерина Николаевна, размышляя над странной идеей мужа о связи между наличием или отсутствием дворов и степенью изогнутости мозговых извилин. И глядя на пустующие, новенькие коробки чертановских кинотеатров. Хотя в этом случае речь шла, пожалуй, не о вымирании, а скорее о несовместимости органов. Бытие определяет сознание. Это Екатерина Николаевна уловила со студенческих лет. Поэтому оно опережает сознание. Должно опережать. В данном случае получилось не так. Те, кто планировал, кто предопределял физическое бытие, иными словами, — строительство этих коробок, в данном случае явно не опережали, а отставали от сознания людей, живущих в этих микрорайонах. Карданов попал тогда в точку. Пришли новые времена, и поются новые песни. И эти новые песни вьют себе новые гнезда, звучат в новых местах. Сначала приговор (приговор безымянный, заочный, статистический, а значит, обжалованию не подлежащий — некому на обжалование подавать) был вынесен каткам. Теперь, похоже, очередь за кинотеатрами.
Читать дальше