Александр Морозов - Центр

Вот с ним и случилось: и к нему обратились.

Что есть информация? Человека оскорбляет то, что в мире создано всего куда больше, чем он, человек, может в себя вместить. Слишком много новых олимпийских видов спорта, слишком много новых наук, слишком много прекрасных женщин, с которыми ты никогда не перемолвишься даже несколькими словами. Говорят, что английские туманы способствуют сохранению какого-то необыкновенно нежного румянца на женских лицах. А он как следует мог разглядеть только одну англичанку — герцогиню Элизабет де Бофор на портрете художника XVIII века Томаса Гейнсборо. Да и то не сам портрет, находящийся в ленинградском Эрмитаже, а цветную иллюстрацию в журнале «Огонек». В Ленинграде же он был два раза в жизни, оба раза по нескольку дней, в командировках, а в Эрмитаж попал один-единственный раз и никакого Томаса Гейнсборо там не припомнит. Судя по иллюстрации в «Огоньке», слухи о благотворном влиянии лондонского тумана на женский румянец вовсе не преувеличены, но, сколько бы он ни ходил в кафе-мороженое на Арбате, на проспекте Калинина и улице Горького, сколько бы юностей (будь у него не одна, а пять или десять) ни провел на танцплощадках, причем в шестой или седьмой из этих юностей он обнаружил бы, что танцплощадок уже нет, а вместо них — дискотеки, он так и не встретил бы герцогиню Элизабет де Бофор, а ведь, только прикоснувшись к ее щеке своими губами, он смог бы ощутить свежесть лондонского тумана, а не краску из типографии, где печатается «Огонек».

Что же есть информация? Зачем же Иосиф Гайдн писал свои сто восемнадцать симфоний и двадцать четыре оперы? То есть пускай бы его и написал, и нет в этом ничего плохого, ничего не имел Карданов и против восьмидесяти пяти струнных квартетов — тогда музыку писали ежедневно, как сейчас становятся за чертежный кульман, и не делали из этого проблемы, и в конце концов, если ставить по опере в квартал, четыре поставить за год, то всего оперного Гайдна можно было бы поставить и прослушать всего за шесть лет. Но за эти шесть лет сколько накопилось бы современных несыгранных опер? Но пусть и это не проблема, можно, например, Министерству культуры объявить на пятилетку мораторий и не покупать оперы современных композиторов, осуществить ряд организационных мер, связанных с творческой сверхзадачей, — исполнить и прослушать все оперы Гайдна (с симфониями и того проще — в одной Москве три-четыре первоклассных симфонических оркестра, так что можно было бы распределить между ними все эти, более сотни симфоний), но и после всего этого, после всех этих сверхусилий, все еще оставалось бы неразрешенной одна — будь она неладна — забористая задачка: что делать с четырнадцатью мессами? Пусть бы уж симфонии, оперы и квартеты, где счет на сотни: справились бы, распределили и исполнили. Пять, а надо, так и десять лет провели бы в мире прекрасной музыки, какая тут беда? Но вот четырнадцать месс, что же с ними? Тут уже — приходилось это признать — опустили бы-руки министерства и управления культуры, симфонические и эстрадно-симфонические оркестры. Разве что уж задействовать самодеятельные коллективы? Но это уж так… жест отчаяния.

Так что же тогда такое информация? Витя понимал, что не ему руководить новым информационным Центром, что еще пять-восемь лет назад — кто знает? — наверное, и смог бы. Что задача этого и подобных ему Центров — ничего не упустить, собирать даже по крохам, как собирают ладонью с необозримой скатерти остатки гигантского раскрошенного пирога, чтобы и скатерть очистить, и, что самое главное, ссыпать полностью запасы в закрома, не выбрасывать на поклев птицам, ибо иначе для чего выпекали столько? Но кто захочет питаться миллионами крошек — пусть, вместе собранные и слепленные, они и составят длинные ряды великанских мешков? Считалось, что крупный ученый стремится все сделать сам, просто в силу неосведомленности, на девять десятых повторяя необходимые ему для главного результата разработки, в то время как они уже имелись в теле мировой науки, разбросанные, правда, и вкрапленные во множестве других проектов и концепций. И вот коллектив, возглавляемый крупным ученым, вместо того чтобы быстренько вышелушить эти девять десятых, подсобрать их со скатерти мировых научно-технических публикаций, а затем сразу устремиться на основное, на получение нового результата, вместо всего этого заново добывал эти крохи, которые, если закрыть глаза на то, что где-то они уже имеются, требовали для своего получения вовсе не крошечных усилий.