Самсон Агаджанян - Жена офицера

В трубке раздался смех.

— Вот слушаю тебя и поражаюсь, какой дурак тебе полковника присвоил?

— Тот самый, что присвоил тебе генерала.

— Ладно, не сердись. Жди. Через час буду.

Корягин вновь перелистал свою записную книжку.

Девушка слышала разговор и не стала мешать ему. Он набрал номер Селезнева, который работал вместе с ним в Главном управлении. К трубке никто не подходил. Он набрал его домашний телефон. Раздался женский голос.

— Алло…

— Танюша, это ты? Это Корягин звонит. Где Толик?

— Дома, на больничном.

— А что с ним?

— На охоте был. Володя, а куда ты пропал? Почему не появляешься?

— Я постоянно в командировках. Валя грозилась со мной расстаться, если в году по двести дней буду в командировках.

— Завидую твоей жене. Хотя бы на неделю мой куда-нибудь уехал, чтобы отдохнуть от него.

— Танюша, позови его. Мне надо с ним поговорить.

Немного погодя раздался простуженный голос.

— Да

— Толик, слушай меня внимательно. Ты помнишь Соколова?

— Еще бы!

— Сейчас он сидит в зале ожидания. В четырнадцать часов отходит его поезд. Ты сможешь приехать?

— Без проблем. Где вас найти?

— На Рижском вокзале.

Корягин положил трубку, поблагодарил девушку, вернулся в зал.Соколов по-прежнему, рукой прикрыв лицо,сидел с опущенной головой. Корягин сел рядом.

— Сдал билет. Поеду завтра. Алеша, сколько у тебя детей?

— Один сын.

— Он учится?

— Да, в военном училище.

— Решил по твоим стопам пойти? Молодец! А мой наотрез отказался поступать в военное училище. Говорит: «Лучше работать дворником в Москве, чем быть генералом где-то в глуши». Это его мать обработала. В прошлом году мне предложили должность командира дивизии в Перми, так жена категорически отказалась туда ехать. Для нее трехкомнатная квартира в Москве стала дороже, чем генеральские звезды…

Он говорил, а сам незаметно поглядывал в сторону конца зала, откуда должны были появиться Селезнев и Калашников. Увидел Калашникова. Тот широкими шагами приближался к ним. Володя повернулся к Соколову.

— Алеша, посмотри, кто к нам идет.

Приподняв голову, тот узнал Калашникова. При виде генерала по старой привычке, опираясь на костыли, встал. Поднялся и Корягин. Генерал подошел к Соколову, молча обнял. Он не находил слов. При виде товарища, у которого лицо неузнаваемо было изуродовано, он так растрогался, что невольно повлажнели глаза. Они долго стояли в обнимку. Через полчаса появился Селезнев. Подойдя к друзьям, увидев лицо Соколова, вздрогнул.

— Алеша! — обнимая товарища, тихо произнес он.

Корягин посмотрел на часы, повернулся к генералу.

— Давай, генерал. Приглашай нас в ресторан.

— Вопросов нет. За мной.

— Ребята, я не пойду, — не поднимая головы, тихо произнес Алеша.

Генерал, нахмурив брови, сурово посмотрел на него.

— А ну оторви руки от лица. Ты кого стесняешься? Нас? Или этих людей? — он обвел рукой вокруг себя. — Тебе некого и нечего стесняться. Ты должен ходить с гордо поднятой головой, а не прятать от людей глаза. Пошли.

Алеша нехотя поднялся. Он попросил рядом сидевшую женщину сказать жене, когда та вернется, где он находится.

В ресторане за столом вначале разговор не клеился. Настроение у всех было подавленное. Когда официантка принесла водку, Корягин разлил ее по рюмкам и вопросительно посмотрел на генерала. Дружба дружбой, но воинскую субординацию приходилось соблюдать. Калашников встал. Выражение его лица было суровое. Некоторое время, он молча смотрел на Соколова, потом тихо произнес:

— Предлагаю поднять этот бокал за наших боевых друзей, которых уже нет в живых, которые отдали жизнь за нашу Родину.

Все встали и молча выпили. Незаметно водка сделала свое дело и за столом установилась оживленная беседа. В основном вспоминали курсантские годы. Позабыв, что на их плечах солидные погоны, словно мальчишки, перебивая друг друга, рассказывали о своих проделках в стенах училища. Алексей смеялся вместе с ними, но его смеха не было слышно. Друзья незаметно опустошили две бутылки водки, и генерал махнул рукой официантке. Вновь на столе появилась водка. Больше всех говорил Калашников. Не оттого, что он был генерал и никому не давал рта открыть, просто по натуре он был говорливым.

Корягин понял, что его просто так не остановишь и, перебив, сам заговорил:

— После училища я попал в Архангельскую бригаду, в Соловецкие края, там, где Макар телят не пас. Не успел я приехать и представиться командиру батальона, как меня позвали на партийное собрание. Там же комбат меня представил всем коммунистам. Сижу на партсобрании, а у самого кишки от голода волчьим воем воют. Пока двое суток добирался до батальона, в рот ничего не брал. Голодный, как зверь. С нетерпением жду, когда закончится собрание, чтобы пойти в солдатскую столовую что-нибудь перекусить. Слово взял майор Захаров, заместитель командира батальона, он с возмущением говорил, что отдельные офицеры заходят в солдатскую столовую и объедают солдат. Его словам я не придал значения, мне было не до его партийной принципиальности. Я был голоден. Майор сильно заикался. Я шепотом поинтересовался у рядом сидевшего прапорщика, мол, от чего он заикается. Тот ответил, что у него контузия от войны. После собрания командир роты меня повел в казарму, построил мой будущий взвод, представил солдатам, пожал мне руку и пошел к себе. В этот день мои гаврики заступали в кухонный наряд. Чертовски хочется кушать. Когда мои солдаты заступили в наряд, тут же, под видом проверки, я пошел в солдатскую столовую. В зале никого не было. В окошке приема грязной посуды я увидел своего рыжего солдатика. Я его сразу запомнил, когда ротный меня представлял взводу. Подошел к нему.