Александр Васинский - Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века

Последний раз она подпустила его к себе четыре года назад в день 23 февраля. Вы удивитесь, господа, вы, избалованные любовью и, возможно, даже тяготящиеся известным бременем в отношении исправного исполнения супружеского долга, но, господа, войдите в положение моего героя, которого обрекли на голодный паек любви… И, представьте, этот блокадник к тому же нравственно не был способен к изменам. Да, да, за все время был какой-то один раз, да что я — полраза, когда было что-то похожее на жалкую попытку, и то давно, в ведомственном подмосковном пансионате в Звенигороде.

Я уже рассказывал, как относились к нему женщины в родном учреждении. Молоденькие вроде Симы его в упор не замечали, семейные — сочувствовали, жалели: ведь всегда видно неухоженного и нецелованного — ни на ночь, ни с утра — мужика.

И только иногда на улице или в транспорте, случалось, самые роскошные и порочные женщины города, даже мельком увидев этого жалковатого и идущего чуть враскорячку Колю, чутьем истых распутниц прозревали в нем короля. Особой тайнописью взгляда они посылали ему знаки привета, они, жрицы храма Приапа, плотоядные служанки тяжелого эроса, трудоголики альковных оргий, они, они, падкие до наслаждений, не ведающие пресыщения, неусыпные следопыты ночи, одержимые дегустаторы изощренного сладострастия.

Смешно сказать, но у Коли, ко всему прочему, был еще некий бзик редко встречающегося свойства: он считал близость с женщиной какой-то недоработкой природы, чем-то не то чтобы неприличным и некрасивым, а механистическим, даже машинным. Мудрое любовное опьянение не совсем снимает технологическую некорректность полового акта. Ему иногда казалось: иная хрупкая стеснительная женщина от этой экзекуции может просто умереть, сделаться жертвой увечья и душевной травмы. Будь его воля, он бы последнюю и самую интимную близость вывел из-под одеяла, из мглы ночи на свет. Ну почему природа не устроила все как-нибудь иначе? Беременность могла бы происходить не так, как сейчас, а от прикосновения, например, мочками уха, или касаниями виска о висок, или особым условным сплетением пальцев рук влюбленных, что приводило бы их в экстаз (экстаза Коля не отрицал) — только не это грубое вульгарное вторжение в чужую телесную среду. Коля в своих сомнениях не доходил до мысли о непорочном зачатии, но кружил где-то близко, вокруг… Он мечтал о чистоте отношений, и все бы ничего, если бы не выходило это у него как-то уж очень тоскливо, бескрыло. Что же до Нины, то она не понимала и не разделяла Колиного желания, смотрела на его блеклую страсть трезвыми неотзывчивыми глазами, и неудивительно, что в эти минуты он казался ей бычком, одуревшим от запаха случки.

Как-то на неделе Нина сказала Коле, что профсоюз послал ее на учебу. Это были курсы менеджеров ресторанного сервиса.

— Надо расти, Коля, — сказала Нина. — Что ж, всю жизнь на раздаче?.. У меня это, Коля, последний шанс. Буду знаешь кем? Метрдотелем.

С этой учебой Нина совсем забросила Колю. Она ему даже еду не всегда на плите утром оставляла. Правда, он продолжал иногда приходить к ней в заводскую столовую, посидит, поест, перекинется парой слов с Зиной или бабой Нюрой или с молоденькой Зиной, дождется конца смены, вместе с Ниной едут домой. Но близости у них по-прежнему не было.

Сам себя Коля уже давно привык считать уродом. Сколько он себя помнил, всегда у него с этим были сложности. Детские трусики, которые мама поначалу покупала Коленьке в каком-нибудь «Детском мире» в отделе дошкольников его возрастной категории, просто не налезали на мальчика и рвались спереди не по швам. Проклятая проблема лишила ребенка многих радостей раннего детства. После единственного случая мама больше никогда не позволяла ему играть голеньким на речке, как это делали все его сверстники, потому что в тот первый и единственный раз все дети сразу обступили несчастного мальчика, забросив все свои игры и забавы, а мамы девочек оттаскивали своих чад подальше прочь, закрывали им ладонью глаза, которые за миг до этого оглядывали диковинного мальчика с какой-то недетской печально-завороженной недоуменной тревогой. Кое-кто из них начинал плакать.

Да и взрослые дяди на пляже ввиду Колиной наготы как-то нервничали в окружении своих женщин, двусмысленно хмыкали, переглядывались с ними со сложным чувством надменности и ущемленности.

Во всяком случае, в тот далекий день на реутовском пляже этот маленький дегенерат на кривоватых ножках, не ведая о том, внес в отношения нескольких пар мертвящую порчу разлада. Это прозвучит дико, господа, но три пары любовников из-за него через несколько месяцев распались. О, они, конечно, не подозревали, что тлетворный вирус подхватили там, у реки, когда они и их партнерши увидели колченогого маленького сатира, тайно, непредумышленно, из-за кулис подсознания отравлявшего им ночи ядом сравнения…