Они встретились и продолжали встречаться; вскоре они проводили уже вместе каждый вечер, а по средам, когда она работала только утром, — всю вторую половину дня. Темная завеса, скрывавшая от него мир, еще больше приподнялась, и он начал видеть все в несколько ином свете. От молчаливой ласки ее пальцев при встречах и прощаниях стали вновь пробуждаться его чувства. Предметы, казавшиеся ему дотоле такими далекими и чуждыми, словно приблизились: мир снова обрел свои краски, Дэвид снова начал ощущать солнечное тепло, замечать росу на траве, прелесть летнего дождя. Казалось, жизнь возвращалась к нему.
Доктор Ивенс наблюдал за этими изменениями с поистине гениальной проницательностью, и скрыть от него что-либо было трудно. Он знал о встречах с Корой: предоставив Дэвиду свободу, он на первое время приставил к нему санитара, боясь, чтобы пациент «не выкинул какой-нибудь глупости», как жизнелюбивый доктор именовал самоубийство — эту темную тучу, которая так долго омрачала сознание молодого Пейджа. Однако Дэвид не нуждался в таком косвенном поощрении своих чувств — наоборот: это даже обижало его. По-своему он был влюблен в Кору. Он не питал в отношении ее никаких иллюзий, приемля ее такой, какой она была, — со всеми недостатками воспитания, грамматическими ошибками, простотой и неразвитым умом. Больше того, именно в этих явных недостатках он видел те качества, благодаря которым ему было так легко с ней и он не ощущал того напряжения, а главное не испытывал тех сомнений, затруднений и страхов, какие так мешали раньше, когда он имел дело с другими женщинами. Своей нежностью она вернула ему веру в себя, своей преданностью ободрила его, и, хоть он по-прежнему все еще боялся будущего, теперь по крайней мере он мог сказать себе: «Эта женщина мне поможет». За две недели до его возвращения в Хедлстон они расписались в Бюро регистрации браков в Скарборо.
Все это с небывалой яркостью промелькнуло в уме Дэвида, пока он лежал без сна, тщетно пытаясь найти в первых днях своего знакомства с Корой какой-то ключ к ее нынешнему поведению. К утру он на час заснул, а когда проснулся, Кора уже была внизу. Он спустился туда вслед за ней, и они в кухне выпили кофе с гренками; хотя внешне Кора выглядела, как всегда, он понял, что оживление ее неестественно. Разговор между ними не клеился, и ни он, ни она и словом не обмолвились о сделанном ею накануне предложении.
После завтрака Дэвид не мог заставить себя сесть за работу. Он готов был поклясться, что Кора вздохнула с облегчением, когда он сказал ей, что намерен прогуляться к молу. Чем больше он думал об этом, спускаясь по извилистой дороге к берегу, тем больше мучила его уверенность в том, что она по какой-то причине хотела, чтобы он ушел из дому. Ему вдруг захотелось вернуться и спросить у нее, что же случилось. Но нет, он этого не сделает. Пусть скажет сама, пусть сама раскроет ему свое сердце. И почему… почему она молчит?
Прогулка по молу превратилась для Дэвида в сущую пытку. Снедаемый желанием узнать, что происходит дома, он все же не разрешал себе ускорить шаг. У пристани он, по обыкновению, остановился обменяться несколькими словами с Мартой Дейл, старушкой, державшей газетный киоск напротив единственной в поселке лавки. Наконец Дэвид повернул назад и стал подниматься по склону холма. За поворотом дороги, почти у самой своей калитки, он резко остановился — сердце у него вдруг заныло; худшие подозрения его подтвердились.
В тот самый понедельник Най, позавтракав и просмотрев почту, позвонил в гараж на Виктория-стрит и заказал себе машину без шофера. Лишь только пробило девять, он сел в нее и отправился в Слидон. Он нарочно переждал ночь, чтобы дать Коре время подумать; ему казалось, что она будет тогда сговорчивей. К тому же, не было надобности чересчур торопиться: ему удалось убедить главную редакцию, что он на пути к очень важному открытию и, как он заверил Смита, допивая вторую чашку кофе, можно считать, что все в порядке.
Стоял погожий осенний день, солнце уже прорвало легкую дымку тумана и золотило купы буков на Элдонских холмах. Над дюнами с пронзительно резкими криками все время кружили быстрые стрижи. На окраине Слидона Най затормозил машину и, поставив ее в стороне от дороги, возле заброшенного сарая, — он считал необходимым до известного времени соблюдать осторожность, — направился в поселок. Слидон произвел на него впечатление грязной, запущенной дыры, где воняло рыбой и гнилыми водорослями; на берегу валялось несколько облезлых старых шлюпок. В море вдавался каменный мол, у начала которого стоял киоск с полуразвалившейся крышей — в нем продавались газеты, фотопленка «Кодак», почтовая бумага и конверты; ни бульвара, ни эстрады для оркестра, только одна-единственная лавчонка, — словом, и смотреть-то не на что, кроме моря. «Совсем не похоже на Блэкпул, — подумал он, — ничего общего».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу