Вадим Чекунов - Шанхай. Любовь подонка

Ощутил ясность ума. Живость тела. Воспрянул духом. Захотел поесть.

Ухватившись за край лавки, поднялся.

Главное, не нажраться сегодня. Мистер У в понедельник сгрызет меня живьем за тесты. Так-то он мужик неплохой, у нас даже есть что-то общее. Разница невелика: он торчит до позднего вечера на работе, а я шляюсь до глубокой ночи по городу; ему пятьдесят, я помоложе; он китаец, я русский…

Это вообще несущественно.

В поисках ресторана выхожу через несколько кривых и безликих улиц на Сычуаньлу — Сычуаньскую улицу.

Чем примечателен Шанхай? Идешь-бредешь зачуханными переулками, уворачиваешься от велосипедов, перешагиваешь через потеки мыльной воды и какой-то жижи. И вдруг попадаешь на широкую улицу, сплошь в чистых витринах, надписях латиницей и непременным «Макдональдсом» где-то неподалеку.

Прямо на углу, возле витрины с безголовыми манекенами в спортивной одежде, стоит лысый дядька лет сорока. Писает на стену здания. Мимо ленивой развалочкой идут люди. Никто не обращает внимания — это вам не лаовай на набережной. Дядька заканчивает свои дела, подходит к женщине, что возле входа в магазин. Оживленно переговариваясь, парочка заходит внутрь.

— Хуаньин гуанлин! — кричит им менеджер, на глазах которого только что обоссали его магазин. — Добро пожаловать!

Все-таки шанхайцы — люди незлобивые.

Минут пять я отдыхаю в холодке маленькой лавки. Разглядываю товар. Здесь торгуют браслетами, кулонами, серебряными кольцами с черепами и фашистской символикой. Железные Кресты всех степеней, поддельные, конечно. Эсэсовские жетоны, орлы и даже печать вермахта. Жаль, что со мной нет Ласа. Обожаю водить его в такие места.

Продавцы в магазине — не татуированные скинхеды или раскачанные бородатые байкеры, а две обычные пожилые тетки в мешковатых платьях. На меня внимания не обращают, что-то живо обсуждают меж собой и уплетают заварную лапшу.

Приценившись к мельхиоровой черепушке в немецкой каске и покачав головой — пожалуй, Лас обойдется без такого подарка — выхожу на улицу.

Сычуаньлу — довольно длинная. Если по ней долго идти все время на юг, перейти по мосту через рукав речки Сучжоу, еще одолеть пару кварталов, то, в конце концов, попадешь в самый центр, на пешеходную улицу Нанкин.

Делать там совершенно нечего. Нанкинлу — средоточие туристического зла. Толчея, дорогие магазины, навязчивые продавцы подделок, контрафакта, игрушек. «Воч, бэгз, дивиди!» «Хэлоу, миста, плиз, лука-лука!»

Уж лучше здесь погулять — куда как меньше народу.

Покупать все равно, кроме пива, вряд ли что буду. Просто поглазею.

Обычный «айз-шопинг»…

…«Айз-шопинг» — так Ли Мэй называла это. Обожала гулять по магазинам. Часами она могла путешествовать по этажам торговых моллов — огромных магазинов, перебегать из одной лавки с мелочевкой в другую, с интересом, точно первый раз в жизни увидела, разглядывать всякую дребедень на ковриках уличных продавцов.

«Ты как дите малое», — ворчал я, утомленный, и вспоминал, что она, в сущности, дитя и есть. И что я старше нее ровно на столько, сколько она прожила на свете.

Одним из любимых ее магазинов был двухэтажный «Херши» возле Народной Площади. Шоколадное царство — от запаха в магазине кружилась голова. На любой вкус: в коробках и коробочках, в прозрачных мешочках и россыпью, в виде животных, сердечек, цветов, фигурок людей…

— Я хочу тебе сделать подарок, — торжественно сказала она.

Мы сидели за столиком на узкой, уютной улочке Французского квартала. Ли Мэй пила свой любимый латте. Я отпивал мокко из крошечной чашки и ругался про себя на дороговизну.

Улочка была пешеходной, тихой и архитектурно совсем не шанхайской. Двухэтажные дома, больше похожие на виллы. Фонари, явно под старину.

За соседними столиками было полно лаоваев. Туристического вида китайцы прохаживались от кафе к кафе, изучая написанные мелом меню.

— Уже давно сделала. Кстати, все хотел спросить… Ну как, заметили соседки изменения твои?

Несколько мгновений она соображала, о чем я. Потом фыркнула и махнула на меня рукой.

— Ты опять только об этом… Нет, не заметили. Но то, о чем ты говоришь — не подарок. Это… — подбирая слово, она пошевелила пальцами, — это жертва… Нет, не то… Вот! Это — клятва верности тебе. Как присяга. Не смейся! Мы недавно с подругами говорили. Знаешь, о чем?

— Обо мне.

— Да ну тебя! Об изнасилованиях. Да, не удивляйся. Очень много случаев, и в университетах тоже. Так вот я решила — если это случится, попрошу насильника убить меня. Или сама убью себя, как только смогу.