Вадим Чекунов - Шанхай. Любовь подонка

Я испугался.

— О чем ты говоришь? С ума сошла… Чтобы я не слышал такого больше! Ясно?

Упрямо промолчала.

— Чтобы даже не думала о таком! Цветок мой милый… Да в жизни что угодно случается… И уж если помимо твоей воли, ты вообще ни при чем. И вот что…

Я подался вперед, через столик.

— Если ты когда-нибудь сделаешь подобное… Я тебе обещаю — я застрелюсь.

— Что?.. — оторопела она.

— Ты слышала. Повешу на стене холст, встану к нему спиной, суну ружье вот сюда, — я ткнул себя пальцами под нижнюю челюсть, — и нажму спуск. У писателей так принято, между прочим. Не веришь — Хэмингуэя вспомни…

— Зачем холст…

Пробормотала растерянно, собираясь заплакать — глаза заблестели.

— А чтобы получилась картина. Из собственных мозгов. «Думы о любимой». Хочешь?

Я не знал, как отнестись к этому «умри, но не дай поцелуя без любви», будто всплывшему из девичьих тетрадок моего детства — мы выкрадывали их из тумбочек второго отряда, потом, таясь от вожатых, лезли через забор лагеря, бежали в овраг и там, вдоволь насмеявшись над зачитываемыми вслух страницами, сжигали девчоночий вздор на костре.

Рыдала она минут пять. Я переставил плетеное кресло поближе к ней. Обнял, закрывая от остановившейся возле нас группы туристов. Футболка на груди, куда уткнулась Ли Мэй, потемнела от влаги.

— Ну, все? — погладил ее по голове. — Перестала? Будем жить вечно?

Послушно кивнула.

— Повтори: «Мы будем жить вечно!» — приказал ей учительским тоном.

— Мы будем жить вечно! И я вечно буду верна тебе.

Как умудренный лаоши, я не стал возражать.

— Ну, так что за подарок? — мягко напомнил, подвигая ей недопитую чашку.

Она очнулась, оживилась и, еще хлюпая носом, поведала мне о том, что я ношу лишь футболки, ни разу она не видела меня в рубашке. Поэтому решила взяться за мой гардероб.

— Ты даже на урок не надеваешь, да?

— Господи… Нет. По двум причинам: у меня нет рубашек, и я не люблю их.

— Ты не понимаешь. Это очень стильно. Есть много модных рубашек, тебе пойдет.

— Пустая трата времени, — отрезал я.

— Почему?

Я согнул руку в локте. Оттянул рукав футболки.

— Видела уже, — взглянув на вздувшийся бицепс, сказала Ли Мэй.

— Вау! — раздалось с соседнего столика.

Две бальзаковского возраста лаовайки в темных очках изобразили едва слышные аплодисменты.

Ли Мэй метнула в них ревнивый взгляд, опустила мою руку. Демонстративно обняла меня и поцеловала в шею.

— Вау!

Лаовайки снова захлопали, на этот раз погромче.

Похоже, обе дамы были слега навеселе.

Покивав и помахав им, сказал Ли Мэй:

— Не шьют на таких, как я, рубашки. Тем более — модные.

Я рассказал Ли Мэй, как смирилось с моим видом начальство — на юбилее университета я единственный был в «casual». Президент университета немного изменился в лице, когда телевизионщики вдруг решили завалиться ко мне на урок, с камерой и микрофоном. Я сидел на столе, в джинсах и футболке, общался со студентами.

Но все обошлось. Ребятам с телевидения даже понравилось, и они пригласили меня на ток-шоу преподавателей иностранного языка.

— Тебя показывали по телевидению? — поразилась Ли Мэй.

— Ну да. По местному, правда, по шанхайскому. Если я тебе скажу, что еще и в газете обо мне писали — ты что, со стула упадешь?

— А в газете-то, каким образом?

— Да очень просто. У них была серия репортажей про иностранцев. А у завкафедрой нашей есть подруга, русский язык учила раньше. Сейчас как раз в газете работает, «Вечерний Шанхай», кажется. Ну и свела нас вместе. Пообщались, чаю попили. Она все расспрашивала, что мне особо не нравится в Шанхае.

— Дай угадаю… Что плюют на улицах?

Я улыбнулся:

— Вот видишь… Это плохо — я становлюсь для тебя предсказуемым.

Она энергично замотала головой:

— Нет, нет! Просто я тебя хорошо знаю! Это же здорово, разве нет?..

Девочка моя, я сам себя совершенно не знаю… И хуже всего — боюсь узнать. Мне часто снится берег реки. Я стою по колено в воде, увязая босыми ступнями в иле, и разглядываю темную воду. Там — жутковатый омут. Мне хочется узнать, насколько он глубок и опасен, я вытягиваю ноги из ила и делаю шаг…

И всегда просыпаюсь от страха. Но об этом я никому не рассказываю. Даже Ли Мэй.

— На самом деле, я тоже хочу тебе подарок сделать, — я с загадочным видом полез в карман.

Достал бархатистую коробочку.

Ли Мэй поставила чашку на стол и замерла.

Только тут я сообразил, что именно она могла подумать.