Татьяна Алюшина - Один день из жизни Танечки

Сестрица Светлана в составе напуганных не упоминалась, подозреваю, потому, что в те времена нашего далекого детства она бы только порадовалась такому исчезновению. Я бы на ее месте, наверное, тоже порадовалась бы, уж больно часто ей из-за меня перепадало.

Мама меня отмыла, переодела в домашнее, накормила и поставила в угол, четким суровым голосом огласив приговор:

– Значит, так. Простоишь в углу пятнадцать минут: ровно столько, сколько должна была ждать нас на крыльце. Вот, – сказала она и поставила на кухонный столик большой будильник. – Смотри: когда вот эта стрелка будет вот здесь, – показала она и пояснила: – Это чтобы ты поняла, сколько длятся пятнадцать минут. А также чтобы ты постояла и подумала о том, что наделала. Платьице, скорее всего, безнадежно испорчено, да и сандалики тоже, не говоря уж о гольфах. Но хуже всего твое непослушание! Подумай над своим поведением. Останешься под замком, пока мы не вернемся, Надежда Борисовна будет заходить тебя проверять. Горшок под кроватью, водичка, если захочешь пить, в чашке. Можешь рисовать и смотреть книжки.

Вот так. Она меня даже не обняла и не поцеловала, а это значило, что я очень, ну очень напортачила.

Мама ушла, а я честно осталась стоять в углу.

Сначала я все поворачивала голову и поглядывала на будильник, но стрелки никак не хотели двигаться и, вздохнув тягостно, я отворачивалась и принималась ворчать.

И что они говорят, что я опоздала? Это же очень-очень долго – пятнадцать минут, вон идут-идут и никак проходить не хотят! И я снова смотрела на часы, где стрелка еле-еле переползла на очередное деление.

И, в который раз тягостно вздохнув, наша Танечка решила заняться делом. Не просто так тут стоять. С углом этим между печкой и стенкой мы были старыми приятелями, поскольку стоять в нем, чтобы «подумать над своим поведением», мне доводилось частенько, другой управы у мамы на меня не находилось, ибо «этот ребенок ни черта не боялся», а, скажем, «бабайки из-за угла» так и вовсе ждал для более тесного знакомства ради утоления любопытства.

Но не проводить же в бездействии те пятнадцать-двадцать минут, на которые меня там оставляли! У меня на такой случай имелся старый толстый гвоздь, припрятанный в выемке пола, а у этого гвоздя было вполне определенное предназначение, а именно – выковыривать печной кирпич, тот, что у самой стены.

Зачем, спросите вы. А затем, что ужасно интересно, что там за ним в печке находится и как дым вот так из нее наружу выходит? И вообще: интересно, и все.

Кирпич легко не давался и даже не расшатался пока. Но ничего! Не последний раз я в этом углу стою – выколупаю когда-нибудь! – оптимистично думалось мне. Я вообще была девчушка неунывающая.

Наконец, стрелки доползли, куда им положено, и я выскочила из угла! Ура! Свобода! Походила по комнате, подумывая, чем бы еще заняться.

Села порисовала, пытаясь изобразить так поразивший меня белый корабль, который толкнул Танечку на преступный путь нарушения запретов. Получилось не так чтобы очень, явно требовалось поработать еще над композицией и качеством, но меня свербило смутное ощущение недоделанности иных, куда более важных дел. Однако в этот момент загремел ключ в замке – пришла наша соседка Надежда Борисовна.

Эта чудесная женщина частенько, как могла (в силу возраста и здоровья), помогала маме с детьми. Вот и сейчас она забрала меня к себе в комнату, напоила чаем с ватрушками, отвела в общий туалет и подождала у дверей. Потом ждала, пока я вымою руки над умывальником в кухне, и, отведя в нашу комнату, снова заперла, пообещав прийти через часок.

Ну, если пятнадцать минут это прорва времени, то час это вообще до Луны!

Я встала посреди комнаты и принялась осматриваться: так что же я не доделала? И тут увидела – о! Пианино!

Пианино появилось у нас недавно самым необычным образом.

У мамы есть старшая сестра, наша тетушка. Она живет в другом городе и работает начальником в Зелентресте. Суть характера моей тетушки – генерал! Она приказывает, вы подчиняетесь. Возражения не принимаются!

Вот таким порядком однажды в выходной день к нам в комнату постучали. Мама открыла, и тут два мужика, отодвинув ее в сторону, и поставили возле родительской кровати инструмент, сообщив, что так распорядилась начальница.

– Маша, зачем? – возмутилась мама, позвонив тете по телефону с переговорного пункта.

– Света пошла в школу, пора ей и музыкой заняться! – отрезала тетя Маша.

Пришлось сестрице тащиться в музыкальную школу. Поначалу ей даже нравилось, и она занималась, но, честно сказать, натерпелась она с этой школой всякого, пока в определенный момент не взбунтовалась и отказалась туда ходить, но это случилось гораздо позже, когда мы уже жили в другой квартире. А мама вдруг спокойно сказала: «Да и ладно, не хочешь – не мучайся!»