Виктор Мартинович - Озеро Радости

Она читает газеты и ничего не понимает, так как в большинстве своем они заняты судорожным опровержением того, что написано в других газетах. Она читает интернет с единственного подключенного компьютера в факультетской библиотеке и убеждается, что там то же самое, что и в газетах, только больше мата. Она пробует найти ответ в книгах, но все книги тут — либо о «всестороннести», либо о «medium is the message», либо о «симулякрах и симуляции»; ничто из этого не может помочь ей понять, что делать дальше в жизни. Наконец она замечает на полке с исторической литературой артефакт из другой эпохи, в кожаном переплете с золотым тиснением и ятями на обложке. Автор, «проф. Куропатошкин» обещает рассказать о «Нравах, обычаях и верованиях восточных славян Малороссии, Белоруссии и Польши». Она раскрывает книгу, как обычно, на середине и вчитывается в написанное на толстых желтых страницах, поначалу с трудом разбирая дореформенное правописание, а потом просто переставая замечать странную орфографию и необычные окончания:

…одним из таких с большою сложностию искореняемых верований, прилежно распространенных огнепоклонцами и перунопочитателями по православным землям Северо-Западнаго края, является преклонение некой деве, которую эти темные люди видят заступницей местной земли. Корни этого предрассудка со всей очевидностью уходят в католическую и униатскую ересь, превозносившую Деву Марию в упрек и унижение Сыну Божиему. Связавшись с дохристианскими пережитками 6—10 веков, схожими с заблуждениями кельтских дравидов, видевших саму природу, с ее лесом и лугом Матерью Обережительницей, охранявшей народ от бед, эти верования вылились в тщательно разработанный культ Царицы Небесной и Земной, или Спящей Царицы (на местном диалекте ее также называют Спящей Князёвной).

Фрагменты этого культа мы видим повсеместно в провинциальной культуре этой территории. Небезынтересный, хотя и вторичный в сравнении с Пушкиным, поэт Адам Мицкевич упоминает про «святую Деву», которая «хранит Ченстахову» и «светит». Иллюминаторные свойства Девы подчеркивают ее сверхъестественный, потусторонний, характер. У поляка Яна Барщевского в странноватом четырехтомном этнографическом упражнении «Szlachcic Zawalnia, czyli Białoruś w fantastycznych opowiadaniach» Царица предстает нам уже в виде некоей Плачки, которая описана как «кобета» (т. е. женщина) «необычайно красивая», в «одежде белой, как снег», с «черным убором на голове». Давая нам внешность Плачки, Барщевский специально с восторгом останавливается на том, что глаза у нее — «живые», то есть сама эта являемая путникам фигура живой не отнюдь не является! Мертвая царица расставляема Барщевским в «покинутых домах, пустых костелах и на руинах», видели ее также «под деревьями и посреди поля», после заката «она садится на камни». У Барщевского Плачка играет несколько ролей: скорбит по умершим; напоминает о былых временах, когда край, обозначаемый им как «Białoruś», находился в расцвете; наконец, она указывает на клады, долженствующие пребывать в земле.

Старая книга напомнила Ясе о призраках из интернатного детства, о мимолетном разговоре, который когда-то растревожил воображение, так что гулявшее по коридорам памяти эхо успело наплодить в этих самых коридорах целый бестриарий волшебных существ. Здесь же про этих существ сообщалось четко, сухо и несколько саркастично, так что нарратор, при всех своих комичных старорежимностях, вызывал живой интерес. А потому она спустилась в столовую за стаканом какао, попыталась поставить напиток рядом с книгой, получила выговор от местной Крупской, которая оказалась не настолько погружена в газету «Жизнь», как Крупская санаторно-лесной школы, допила какао в коридоре и вернулась к чтению:

Этнографическая экспедиция Скоробогатова и Прозорова, снаряженная Императорским географическим обществом четыре сезона назад, выявила несколько разнородных и зачастую противоречащих друг другу легенд.

В Быховском уезде опрошенные жители сообщили про Спящую Царицу, покоящуюся в хрустальном гробу под землей, но при этом не перестающую источать «радость» и «благодать» на всю «земельку» (то есть территорию этнического проживания белоросов). Селяне преклонного возраста демонстрировали якобы даже знание точного места захоронения, некоего «провала в земле» или «пещеры у реки», но показать его ученым категорически отказывались. Тут очевидно влияние русской сказки о спящей красавице, например — «хрустальный гроб». Кроме того, источаемая телом «радость» указывает на не вполне мертвый статус захороненной, на ее пребывание в том, что современными учеными называется «летаргией» — то есть состоянием, когда больные, большей частью женского пола, неподвижно лежат с закрытыми глазами, расслабленными членами, и ничем не удается пробудить их — самые сильные болевые раздражения остаются без результата.