Тэцуо Миура - Блуждающий огонёк

Так продолжалось недели две. Я стал испытывать странное волнение от этих свиданий с Нана. Иногда я слегка приоткрывал окошечко в коридоре и тайком поглядывал на Нана, которая, нахмурив брови, смотрела на мое распахнутое настежь окно, не подававшее признаков жизни. Временами же мне доставляло необъяснимое удовольствие, не откликаясь на свист Нана, сидеть, понурившись, спиной к окну со сложенными на груди руками, сдерживая желание повернуться и открыть его.

И вот как–то поздно вечером, не в силах избавиться от наваждения, завладевшего мной, я придумал нечто ужасное.

Приоткрыв окно и убедившись, что в комнате Нана зажегся свет, я потихоньку выскользнул из своей комнаты, крадучись прошел по коридору и нажал на ручку двери, которую взломал на днях капитан американской военной полиции. Как я и предполагал, дверь бесшумно открылась, и передо мной разверзлась темнота столовой. Ужасаясь своей наглости, я вступил в эту темноту, словно меня кто–то тянул туда. Поскольку я хорошо знал дорогу, то и направился прямо к комнате Нана, ориентируясь по слабому свету, проникавшему из окон. Покрытый кафелем пол был холоден. В столовой отчетливо раздавалось шлепанье моих босых ног.

Я остановился перед дверью, из–за которой пробивался свет, и прислушался на мгновение с поднятой рукой. Затем постучал три раза.

— Come in! [26] Войдите! ( англ .) - раздался женский голос. Я тихо открыл дверь. Сладко пахнуло сигаретным дымом. Комната, которая прежде служила кухней, была теперь роскошно убрана. Нана в белом платье сидела на стуле и расчесывала волосы.

— Джесси? — спросила Нана, не поворачивая головы.

Прижав руку к сердцу, готовому разорваться на части, я молча стоял в дверях. Продолжая расчесывать концы длинных волос, переброшенных на грудь, Нана искоса взглянула на меня и в ту же минуту вскочила. Сверкающий гребень выскользнул из ее волос и со стуком упал на пол. Я, словно во сне, направился к ней.

— Давно не виделись, Сигэ. — Я протянул ей руку, но, пораженный ее красотой, так и застыл с протянутой рукой.

Нана улыбнулась.

— Добро пожаловать, Осаму, — сказала она и пожала мою руку.

Она назвала меня чужим именем! Я горько усмехнулся. Забыла, как зовут, — все–таки десять лет прошло.

— Я не Осаму. Ты запамятовала.

— Я знаю, что ты не Осаму. Но ты очень похож на него, — сказала Нана.

— А кто это — Осаму? — спросил я.

— Мой младший брат. Единственный родной человек, и тот погиб на фронте. Вы с ним похожи как две капли воды.

Образ Сигэ, поселившийся в моем сердце, стал вдруг тускнеть. Я почувствовал, что задыхаюсь. Казалось, все вокруг странным образом преображается. И женщина, стоявшая передо мной, так похожая на Сигэ, стала на моих глазах превращаться в какую–то другую женщину.

— Значит, в письме вы писали о нежности потому, что я похож на вашего брата? — спросил я.

— Ну да.

Я тяжело опустился на софу. Нана встала, чтобы достать из чемодана бумажный пакет.

— Вот фотография брата и его последнее письмо.

Юноша в летной форме, не достигший и двадцати лет, гордо стоял под банановым деревом и смущенно улыбался. Сколько раз я представлял себя именно в такой форме! Большие глаза и странно белые зубы выделялись на лице — видимо, он сильно загорел. Я посмотрел на фотографию и подумал: похож.

— Правда похож? — спросила Нана.

— Нисколько, — пренебрежительно бросил я. Нана весело засмеялась.

— Нет, похож. Об этом может судить только тот, кто долго жил вместе с ним.

Мне любопытно было взглянуть на его последнее письмо. Такое письмо в определенном смысле можно рассматривать как прощальное. Это оказалась захватанная руками открытка. По адресу я понял, что Нана было настоящим именем женщины. На открытке стоял штамп одной из военно–морских баз на острове Кюсю, но писали ее, видимо, на передовой базе южного фронта.

«Дорогая сестра Нана! Наверное, теперь в Японии стоит прекрасная погода. Здорова ли ты? Дня три назад я видел тебя во сне. На мне была соломенная шляпа, а у тебя на голове красный платок. Вокруг паслось много коров и овец. Я вылетаю завтра утром. Будь здорова. Завтра мне как раз исполнится девятнадцать лет. Осаму».

Я изумился беспечному тону письма. Оно было написано радостно, будто сообщало о веселом пикнике. Я вспомнил себя в годы войны, и сердце мое защемило от боли. Сколько же молодых людей пошло на смерть вот так, беспечно, будто отправляясь на пикник!

— Я буду вам младшим братом, пока вам не надоест, — сказал я, глядя прямо в лицо Нана.