Тонино Бенаквиста: Сага

Брось, старина, забудь про это дерьмо, ты еще не все потерял, у тебя есть Тристан и твой бумеранг. Да и что такое, в конце концов, эти четыре миллиона долларов?

С первого же броска бумеранг описал настолько правильную кривую, что Жерому пришлось сместиться всего на пять метров в сторону, чтобы поймать его.

Начни сначала, не думай об этой сволочи, а то ты совсем изведешься и у тебя не хватит злости плюнуть этим вечером ему в рожу. Давай, брось еще раз!

Бумеранг да еще плащ были последними реликвиями его прежней жизни, о которой, как он надеялся, ему никогда не придется пожалеть. Он сам вырезал бумеранг в виде большого вопросительного знака, а Тристан покрасил его в цвета американского флага. Получилось настоящее чудо, способное продержаться в воздухе не менее полминуты. Как раз столько, чтобы представить, будто бумеранг никогда не вернется в свою колыбель.

Еще! Бросай, пока не заболит рука. Безнаказанности не существует! Рано или поздно каждому мерзавцу приходится расплачиваться.

В тот момент, когда он готовился к очередному броску, у него возникло странное ощущение в животе.

Безнаказанности не существует…

Казалось, его желудок разъедает кислота.

Безнаказанности не существует…

Словно какая-то головешка сжигает ему все внутренности.

Безнаказанности не существует…

Жжение было настолько сильным, что Жером пожалел, что больше не может вызвать у себя рвоту. Он создал Мстителя именно потому, что его всегда приводила в ужас мысль о безнаказанности. Каждый человек рано или поздно платит за содеянное. Это Высший закон.

Но страшное сомнение продолжало жечь ему внутренности:

А если безнаказанность все же существует?

Он присел под навесом автобусной остановки на Елисейских полях. На длинной террасе на противоположной стороне авеню виднелись темные силуэты мужчин и женщин, чокающихся бокалами с шампанским. Сидевшая рядом с ним женщина упорно не отрывала взгляда от своих рваных теннисных туфель и совершенно вытертых джинсов. Жером снова глянул на фигуры в смокингах, блестящие, словно светлячки.

Наконец огни наверху погасли. Жером пересек улицу и остановился у здания, где загружались грузовички, доставлявшие заказы на дом. Затем прислонился к белому каменному входу в метро «Георг V» и подобрал валявшееся в водостоке приглашение.

Кучка гостей вышла на улицу. Во главе шествовал Ивон Совегрэн, основательно подвыпивший, с накинутым на плечи смокингом. Кто-то предложил продолжить празднование в другом месте, и довольный Совегрэн плюхнулся на заднее сиденье «мерседеса», куда уже набилось несколько гуляк.

Внезапно кто-то громко окликнул его со стороны входа в метро. Совегрэн с первого взгляда узнал Жерома. Придя в себя от неожиданности, он успокоил окружающих взмахом руки.

– Подождите, я на минутку.

Он выбрался из машины и быстрыми шагами направился к Жерому, на ходу вытаскивая из кармана бумажник.

– Возьмите это и убирайтесь. Я ненавижу нелепые ситуации.

Ошеломленный Жером увидел в своей руке бумажку в 500 франков.

– Месье «Мститель» принес вам четыре миллиона долларов! Я прочитал об этом в «Ле фильм франсэ». Там подробно рассказывалось, как один француз написал сценарий, который сразу купил Голливуд! И сценарист – вы!

– Так вы потеряете и все остальное.

– Два года! Два года назад я послал вам сценарий, и вы заставили меня дорабатывать его, пока не получился именно тот вариант, по которому сняли фильм, что я видел утром! Вы только изменили название!

– В нашей профессии каждый рано или поздно может оказаться в подобной ситуации. Считайте, что вы получили урок. Согласен, горький урок. Но в нашей работе наивность граничит с глупостью, а за глупость всегда надо расплачиваться. Что за дурость – отправить сценарий, даже не зарегистрировав его в Обществе авторов… Это первое, что я сделал, получив от вас рукопись.

Рука Жерома скользнула в карман плаща и судорожно сжала бумеранг.

Он прикрыл на секунду глаза, и представил, как лопастью разбивает в кровь лицо Совегрэна. Картинка была очень четкой, в цветном изображении и широкоэкранном формате: изувеченные черты лица, струя крови, льющаяся из рассеченной брови, лопнувшая губа. Если бы он так поступил, то, может, избавился бы от боли, но одна вещь остановила его. Мысль о Тристане.