Елена Минкина-Тайчер - Женщина на заданную тему [Повесть из сборника Женщина на заданную тему]

Папа спорил, уверял, что в Израиле прекрасный климат для гипертоников, потому что от жары расширяются сосуды. Он бредил раскопками, зарылся во времена царя Ирода и все переживал, как глупо повели себя тогда евреи, развязав междуусобицу.

Карта Израиля висела над моей кроватью, каждый вечер, если родители не уходили в гости, мы с папой отправлялись в путешествие по этой крошечной и необъятной стране. Обычно мы начинали от галерей Цфата и чудного городка Рош Пина, где жил папин старый друг–художник. Папа прожил у него целую неделю, там каменными ступенями спускался с горы парк Ротшильда, капельки воды поили цветы на площади и везде продавали картины и разноцветные бусы. Мы покупали целую охапку бус, — зеленый малахит, оранжево–красный сердолик, фиолетовый, похожий на виноград, аметист. Все они прекрасно смотрелись на моей загорелой коже, обвивали руки и шею, оттеняли легкое длинное черное платье. Не зря на Востоке любят черный цвет!

Мы медленно двигались к Иерусалиму, его вечной, загадочной Стене, молчаливым старикам в черном, закрытым каменным дворам, а оттуда — к Беер — Шеве, первому колодцу Авраама, и дальше, дальше — к Мертвому и Красному морям, в пустыню, на самый край Земли. Но по дороге еще можно было заглянуть в маленькие красивые деревни и монастыри, посмотреть римский водопровод, искупаться в Галилейском море. От одних названий кружилась голова: Тверия, Кейсария, Ципори… Все они так или иначе упоминались в Библии. Я читала все подряд — Иудейскую войну, Амоса Оза, Агнона, я вместе с папой болела этой белой жарой и бездонной историей. По ночам я брела вдоль ручья, именуемого рекой Иордан, студила усталые ноги в холодной прозрачной воде, сарафан и сандалии не стесняли движений и подчеркивали красоту талии и бедер, браслеты скользили по мокрой руке. И всем соседям безумно нравились мои прекрасные еврейские волосы.

Кстати, моя бабушка до сих пор страдает тяжелой гипертонией.

— Послушай, Ирина Григорьевна! — Глеб всегда называет меня по имени–отчеству, может быть, надеется, что так я быстрее повзрослею и поумнею. — Послушай, я все понимаю, родительские чувства мозгом не контролируются, но все–таки зачем ты купила зайца? Ну, конструктор, машинка — еще куда ни шло. Здоровый мужик, скоро за девочками будет бегать!

— Заяц не для Гриши, а для меня.

— Понятно, — говорит Глеб и уходит на кухню. — А есть дают в этом доме, или мы теперь в куклы будем играть?

Он достает котлету из холодильника, аккуратно отламывает по кусочку, каждый кусочек покрывает майонезом. Он здорово загорел в своем Барнауле, как будто на международный курорт съездил. И еще помолодел. Если бы не седые виски, — совсем мальчишка, хотя на семь лет старше меня. Нас даже часто принимают за ровесников.

— Глеб, ты знаешь, я ухожу.

— Куда? Опять какие–то фантазии?

— Не куда, а от кого. Я ухожу от тебя.

Он доедает котлету и ставит тарелку в раковину. Потом тщательно моет тарелку и вилку. Потом вытирает крошки со стола. Трудно говорить с молчащим человеком.

— Подумай сам, зачем я тебе? Только раздражаю. Фигура тебе не нравится, одежда смешная, подружки не в твоем вкусе. И вряд ли я стану внимательнее, ты же видишь, ничего не получается. Ты — красивый положительный человек, работа, квартира. Только позови, — через час очередь из женщин будет стоять до самого Павловска!

Уже все убрано, а он продолжает стоять с тряпкой в руке, как будто забыл, куда ее кладут.

— Ты ведь даже не думаешь обо мне никогда. Ни одного подарка за шесть лет. Нет, я не говорю про розы на Восьмое марта, просто так подарка — без причины. Даже на Новый год я сама всем покупаю — и Гришке, и тебе, и маме, — а потом ночью раскладываю в красивые мешочки и подписываю от Деда Мороза. И себе отдельно подписываю, ты же знаешь.

— В этот раз купил, можешь смеяться, — он устало достает из дипломата маленький пакет и бросает на стол. — Подарок, как видишь. Но, кажется, не тот, что ты хотела.

В пакете роскошная бархатная коробочка. Темно–синего цвета. Кольцо из белого золота здорово смотрится на синем бархате, именно такое, как мне нравится, матовое, без всяких камней. Зачем на обручальном кольце камни?

— Пойду спать, — говорит Глеб, — у меня с утра совещание. И тебе советую, потом будешь ныть, что ничего не успеваешь.

Он сам не понимал, что происходит, — какое–то беспрерывное ощущение радости и подъема, пожалуй, только в школе так радовался, когда понял, что вошел в десятку лучших выпускников. Но тогда была молодость, стремление взять реванш за прошлые обиды, гигантские планы на будущее. Собственно, все сбылось, все доказал и себе, и другим, — немногие из его однокашников, коренных сабр из местной аристократии, могут похвастаться лучшим статусом. Денег, конечно, бывает и побольше, сильно не хватало начального капитала. Родители Орны вовремя купили землю, смешно подумать, сколько она тогда стоила, а теперь — целое состояние. Но они больше заняты младшей дочерью — осталась вдовой с четырьмя детьми. И сын у них — порядочный обалдуй, 30 лет, а все болтается то в Индии, то в Австралии, все решает, чем заняться в жизни. Он в этом возрасте уже докторскую защитил, собственный проект начинал.