Когда ребенка раздели, Кхай подумал сперва, что жизнь уже покинула это исхудавшее тельце с непомерно большой головой. Сероватый цвет кожи казался еще более темным из-за царившего вокруг полумрака, губы едва заметно шевелились. Старший мальчик спал головою к огню, сложив ладошки между колен, и тихо посапывал.
— Зажгите-ка лампу — распорядился Кхай. — И не волнуйтесь, пожалуйста!
Дом наполнился жизнью. Решительные жесты и громкий голос фельдшера словно придали сил Пангу. Пошарив рукой за столбом, он достал кувшин с керосином и лампу, казавшуюся голой без стекла. На этот раз он решился зажечь керосиновую лампу! Он сделал это, не задумываясь — ведь так велел Кхай. На конце фитиля заплясал яркий огонек, словно готовясь сразиться с окружающей тьмой. Лампа озарила весь дом, свет ее проникал даже за спину дальнего столба.
Яркий свет, бодрый и участливый голос Кхая, его «патронташ» (так Панг окрестил кожаный ранец с медицинскими принадлежностями) и винтовка — все эти диковинные вещи из далекого мира как бы вызвали к жизни хозяев дома. Жена Панга, прежде подавленная и безучастная, внимательно следила за Кхаем: держа лампу в руке, он подошел к больному ребенку. В глазах у нее затеплилась надежда.
Панг, словно только теперь увидав Кхая, спросил:
— Выходит, приехали, товарищ Тхао Кхай?
Кхай медленно обвел глазами дом. Взгляд его был сосредоточен и остр, как в те минуты перед приемом, когда он надевал свой белый халат. Прежде всего он перенес старшего мальчика в дальний угол и уложил его на циновку.
— Пускай лучше поспит здесь, — обернувшись, сказал он Пангу. — Не надо класть его рядом с больным.
Потом он достал стетоскоп и подошел к заболевшему ребенку. До сих пор Панг послушно и молча исполнял все указания Кхая, но, когда тот воткнул резиновые трубки в уши и положил руку на тельце ребенка, он произнес негромко:
— Товарищ… Тхао Кхай…
— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал Кхай. — Я должен осмотреть мальчика, чтобы узнать, чем он болен.
За спиною Панга всхлипывала жена.
— Мне страшно, — сказал, набравшись духу, староста. Он весь дрожал, казалось, вот-вот заплачет.
Кхай, покосившись на приклеенный к плетеной перегородке бумажный листок и торчавшие рядом огарки благовонных палочек, усмехнулся:
— Шаман молится духам, а я лечу болезни. Кто поднимет больного на ноги, тому и поверит народ. Зря вы волнуетесь, все будет хорошо.
— И все-таки страшно.
— Уж кому-кому, — улыбнулся Кхай, — а старосте не к лицу бояться шамана.
Он спокойно наклонился к ребенку, прослушал сердце и легкие, пощупал пульс.
Панг, не проронив больше ни слова, стоял рядом. Хозяйка притихла; она как будто бы пригляделась к лекарю и больше не боялась его.
Когда хворь у ребенка затянулась, соседи в один голос советовали: надо, мол, изгнать беса. Панг отказался наотрез: «Я служу Революции. Не допущу никаких заклинаний, и все тут!» Но как может Революция вылечить ребенка? А соседи все зудели втихомолку: «Злой дух изводит сына твоего оттого, что ты пошел в старосты».
Наконец пришел к ним старик сосед и заявил напрямик Пангу:
— Как смеешь ты отнимать жизнь у одного из людей са! Ты служишь Правительству и не желаешь творить заклятья — твое дело. Тогда мы сами, всем миром позовем к нему шамана. И ты не посмеешь нам запретить…
Пришлось согласиться. Заклинали и раз, и два, но малыш чахнул и увядал, словно цветок мака, вырванный с корнем. Наверно, сыночек сам не хотел оставаться с отцом и матерью. А может, и впрямь он покидал их оттого, что Панг служил Революции?
Но вот в дом явился фельдшер — человек Революции. Даже не поняв еще толком, к чему сводятся приготовления Тхао Кхая, Панг ощутил, что с появлением фельдшера всем его сомненьям и горестям пришел конец. Оказывается, Революция может врачевать болезни! И вера укрепилась в его сердце. Отныне, как бы тяжко им ни приходилось, как бы ни мучила их нужда, в душе у людей са ничто не погасит веру. Да и не мудрено, ведь это они на своих челноках переправляли бойцов Революции через большие и малые реки в Тэйбак.
Кхай выдернул трубки стетоскопа из ушей.
— Ничего, все поправимо. Успели вовремя.
И он начал объяснять родителям:
— У вашего сына желудочное заболевание. Оно заразное. После долгого поноса тело его совсем обезвожено. Сам он, конечно, ничего объяснить не может, но, раз шевелит губами, значит, его мучит жажда.
Он поставил вскипятить воду. Скальпель, ножницы, шприц, щипцы блестели подле флакона с красной жидкостью, белела чистая вата.
Читать дальше