Я возмутился, но виду не подал, лишь усмехнулся презрительно. Добро бы еще все это говорила моя Матушка. Но она-то меня понимает и только порадовалась, услыхав о моем решении. Да и наши предки, уверен я, отвергли бы Кузнечика, который всю жизнь сидьмя сидел на своем пятачке земли, палец о палец не ударив во имя благоухающей Славы. Ведь Настоящая Слава становится достоянием и украшением всего рода. Старший мой Брат еще молод, а говорит и мыслит как дряхлый старец, стоящий одною ногой в могиле.
Нет, я должен был высказать свое мнение! И я сказал:
— О мой дорогой Старший Брат, я знаю все, что знаете вы. Но мне известно и то, о чем вы не имеете ни малейшего представления. Я знаю, всякий, кто хочет развить свой ум, должен, не жалея ног, странствовать по Свету, все постигать и всему учиться. Не зря наши предки говорили: «Кто день в дороге провел, ума нажил». Вовсе они не завещали нам сидеть по своим углам. И еще я знаю вот что: у тех, кто торчит безвыходно в своей норе, тускнеет и притупляется ум, они вечно несут околесицу, пустословят, корят всех и вся. Поэтому я и пришел пригласить вас отправиться вместе в Дальние Странствия.
— Да ты что, поучать меня вздумал?! — заорал Брат . — И как у тебя только язык повернулся?!
Он подскочил ко мне и давай размахивать руками перед самым моим носом. Но я знал, сколько бы он ни кипятился, а ударить меня не посмеет, потому что я был вдвое, если не втрое сильнее. Так и случилось: он лишь легонько постучал по моему лбу пальцем и застыл, вытаращив глаза.
Тут уж я вышел из себя, но напряг всю свою волю и сохранил равнодушный вид. Это холодное спокойствие означало презрение и решимость никогда больше не видеться с Братом, порвать родственные узы.
Гордо подняв голову и не прощаясь, я повернулся к нему спиной, выражая крайнее пренебрежение. Так расстался я с моим Старшим Братом, спесивцем и стародумом.
Он небось весь посинел от злости. Но гнаться за мной не осмелился. Пускай себе ярится и чахнет от зависти, видя, как Младший Брат его, гордый и смелый, странствует, покрывая себя Настоящей Славой!
Я попытался найти себе друзей среди Кузнечиков, которых помнил еще с отроческих дней. Увы, на поверку все они оказались тунеядцами и лежебоками.
Одни, подобно моему Старшему Брату, повторяли на все лады, что, мол, кроме них, в семье никого не осталось и потому им никак нельзя покинуть родные места, да и вообще, те, кто болтается по чужим краям, похожи на гулящих девок — помани ее, и она побежит куда угодно.
Другие, едва услыхав о Дальних Странствиях, бледнели и кланялись шестикратно, сложив руки на груди.
Третьи, словно сговорившись, все как один задавали нелепый вопрос:
— Если уйдем в Дальние Странствия, вернемся ли мы завтра Домой?
Отвечать им мне не хотелось…
Помню однажды вечером я стоял на берегу Пруда, любуясь, как под закатным солнцем отсвечивает разлившаяся вода. Зрелище это всегда пробуждало во мне неуемную страсть ко всему далекому и неизведанному.
Вдруг я услышал у себя за спиной шум. Я обернулся: там шел жестокий бой. Какой-то Кузнечик (из черных Кузнечиков Чу́и) бился с двумя толстыми жучихами Муо́м. Жучихи наскакивали на Кузнечика и орали во всю глотку, призывая родню и соседей. Кто-то из мудрецов — не помню сейчас его имени, говорил: «Ворует и грабит, и сам же тревогу бьет». Теперь я понял, что, собственно, он имел в виду.
Склочницы Муом, подняв лапы, выставив длинные острые челюсти, вдвоем наседали на Кузнечика Чуи. Но он хладнокровно парировал их выпады и сам наносил «крюком» искусные удары. Ноги его так и мелькали, грозные и тяжелые, как бронзовые палицы.
Я наблюдал за ним с восхищением. Правду сказать, я раньше не очень-то высоко ставил Кузнечиков Чуй, долговязых и неотесанных, круглый год ходивших в одном кургузом жилете. Но сегодня, глядя на этого Чуй, могучего и ловкого воина, я вновь убедился: судить о ком-нибудь только по наружности, пусть даже и неприглядной, опрометчиво и глупо.
Чуй бился один против двоих и — вот что значит Отвага и Мастерство! — оба его противника стонали от тяжких ударов. Однако Жучихи голосили не зря, крики их услыхали друзья и родичи, кормившиеся неподалеку на Рисовом Поле. И вот десятка три Муомов явились на выручку. Чуи, сразу оценив грозившую ему опасность, вырвался из вражеского кольца, бросился в воду и переплыл на другой берег. Уверенный в своей безопасности, он остановился у самой воды, грозя через Протоку бесновавшимся Жукам.
Читать дальше