То Хоай - Западный край. Рассказы. Сказки

— Ладно.

Бао открыл записную книжку и написал в конце страницы: «Собрание ополченцев — распорядок дежурств и патрулирования». Лишь теперь, сделав заметку в своей книжке, Бао был спокоен: тут уж он ничего не забудет (хотя, что греха таить, случалось и забывал).

Сегодня вечером у него не было никаких заседаний, и он решил воспользоваться свободным временем, чтобы покончить с делами, накопившимися с прошлой недели. Перво-наперво надо найти помещение для старшей группы детсада — приготовишки должны же где-то заниматься. Может, пусть учатся пока в комнате медпункта? Но там ведь скоро поставят машину для выделки лапши. Медсестра небось взбунтуется: мол, там, где мучная пыль, нельзя делать прививки. А уж дети за какую провинность должны целый день дышать этой пылью! Что же делать? Нерешенные вопросы всюду, куда ни кинь. Люди шли с просьбами, с жалобами. Иногда ему снилось, будто он лежит на топчане рядом с соседями и пытается натянуть на себя хоть краешек циновки, а она — узкая и короткая — на всех одна. В молодости дни казались ему долгими, не знал, куда и время девать, а вот нынче времени всегда в обрез…

Не успел он выйти из комнаты, как с улицы послышался чей-то голос:

— Дядюшка Бао, дядюшка Бао!..

Кто-то однажды сказал ему в шутку: «Если к твоему имени приставить хвостик — две буквы „в“ и „е“, сразу станет понятно, что народ тебя выбрал пожизненно в Комитет самообороны [104] Игра слов: если к имени «Бао» прибавить слог «ве», получится слово «баове» — по-вьетнамски «оборона», «защита». ». И еще люди, видя, как он хлопочет с утра до ночи, пустили о нем такое присловье: «Кто должен слоновую кость таскать, не поевши спокойно дома? Работники Исполкома». Но Бао не желал слушать пессимистические, на его взгляд, высказывания. Сколько бы ни было этой тяжелой «слоновой кости», уж он-то ее донесет куда надо. Он входил в Комитет самообороны, был зампредом выборной комиссии Общественного контроля. Не отказывался от любой работы. Ведь эта «слоновая кость» — ноша, возложенная на него революцией. Значит, подставляй плечи!..

Он сунул в рот зубочистку, потом, достав зажигалку, прикурил только что свернутую сигарету и открыл дверь.

Город утопал в лучах фонарей и лунном свете. С высокого гребня окутанной мраком дамбы, за которой угадывалась вздувшаяся стремительная река, наплывало молчание, и его разрывали лишь голоса играющей детворы да звон струи, падавшей из крана в гулкие ведра.

Кто-то подошел к двери. Бао вздрогнул, ему показалось, что это Минь. Увы, страстное желание повидать сына подвело его, а ведь зрение у него было еще хоть куда.

— A-а, это ты, Хай! — громко сказал он.

Только теперь, разглядев гостя, Бао вспомнил, что встреча эта давно уже помечена в его записной книжке; но краткая, как всегда, пометка, очевидно, затерялась среди бесчисленных записей, и дело вылетело у него из головы. Этот Хай — сын старого Ты, который раньше тоже был в Комитете самообороны. Парня уволили с завода, и он хотел посоветоваться с Бао, как ему быть дальше. Впрочем, это вовсе не сам он решил — старуха, мать Хая, не зная, что делать с сыном, надумала обратиться к старым друзьям мужа. Хай, по натуре парень робкий, не сразу решился прийти к дядюшке Бао. Увидев его, Бао сразу все вспомнил. И тотчас подумал о Мине, ведь его сын и Хай были ровесники. Бао давно уже пришел к твердому убеждению: молодой парень, кем бы он ни был, должен непременно отслужить в армии. Военная служба любого сделает человеком. И Хай тут не исключение. Так-то…

— Жаль, — сказал он, — времени у меня мало. Ну да, мало ли, много ли — не твоя забота! Пока не выслушаю тебя, никуда не уйду.

— Ага…

— Ты почему раньше не приходил?

— Я ездил в деревню, к родичам.

— А не врешь?

— Разве могу я вас обманывать…

— Тогда у меня такой вопрос: что там стряслось у тебя на заводе? Да ты проходи. И не волнуйся.

Хай поглядел на хозяина и, сам не зная почему, опустил голову. Парень он был открытый и честный; но сейчас заколебался: поверит ли ему дядюшка Бао. Последние события убедили его, что даже мать, не говоря уже о чужих людях, не очень-то верит его рассказам. И он не знал иногда, как ему быть, какие найти слова, чтобы люди поверили ему. Безысходность эта порой выводила его из равновесия.

Но сегодня Хай постарался все обдумать заранее. Он верил: дядюшка Бао сумеет ему помочь. Сам не зная почему, но с того дня, как Минь ушел в армию — а он видел: Минь собирался на войну так же спокойно, как ходил каждый день на работу, — с того самого дня обуревали его разные мысли — когда радостные, а когда и невеселые. Ему казалось, будто в доме старого Бао все дышит каким-то особым теплом и сердечностью, вот почему, собираясь к дядюшке Бао, он был во власти доверия и самого радостного предчувствия — совсем как в те годы, когда он мальцом вместе с приятелями поджидал дядюшку Бао у перекрестка, чтоб попросить у него спичечный коробок… один коробок… три коробка… Однако, услышав жесткое: «А не врешь?..» — Хай ощутил, как в душе его поднимается бог знает откуда взявшаяся отчужденность и даже злость. Наверно, он побледнел. Хай плотно сжал губы и почувствовал, как спина взмокла от пота. Но дружелюбный взгляд старого Бао успокоил его, и к нему вернулось ощущение душевной легкости. Ему захотелось снова сродниться, срастись со всем, что окружало его в этом доме. Он чувствовал неодолимое желание рассказать старому Бао все, все как есть. Конечно же, Бао пошутил, он верит, верит ему.