Жозе Сарамаго - История осады Лиссабона

И хорошо сделал буфетчик, что не прислушался к толкам и слухам. Ибо отлично известно, что в случаях роста международной напряженности прежде всего теряет стабильность и начинает хиреть туризм. И если бы ситуация тут, в Лиссабоне, в самом деле ухудшилась и если бы осада и штурм и вправду были бы неизбежны, не приезжали бы сюда туристы – эти вот, первые с утра, на двух автобусах, один из которых гружен японцами, очками и фотокамерами, а второй – куртками-анораками и штанами цвета американского флага. Экскурсоводы-переводчики строят их в две отдельные походные колонны и ведут вверх по склону, они войдут через улицу Шау-де-Фейра, через ворота с нишей Георгия Победоносца, полюбуются на святого воителя и дракона, жуткого, но смехотворно маленького, на взгляд японцев, привыкших к чудовищам сверхъестественных размеров. Что же касается американцев, то им нестерпимо унизительно было бы признать, что поистине жалок заарканивший теленка ковбой с Дикого Запада по сравнению с непобедимым воителем в серебряных доспехах, пусть даже в последнее время стали возникать подозрения, что от новых битв он отказывается, а греется исключительно в лучах былой славы. Туристы уже втянулись в улицу, и она внезапно притихла, хочется даже написать – впала в дремотную негу, если бы слово это, неминуемо вызывающее в душе и теле ассоциацию с томлением раскаленного лета, не звучало бы так неуместно в холоде сегодняшнего утра, хотя и в самом деле – город нежится в покое, а люди движутся так плавно. Отсюда, за колокольнями кафедрального собора, под этим углом невидимыми, виднеется река, и, несмотря на расстояние, можно ощутить ее безмятежность и даже различить пульсацию чаячьих крыльев над сверкающей стремниной. Если бы и в самом деле там стояло пять кораблей с крестоносцами, они бы уже начали бить из пушек по беззащитному городу, но этого не случится, поскольку нам хорошо известно, что со стороны реки маврам ничего не угрожает, сказано ведь и пересказано и записано для пущей убедительности и вящей достоверности, что в данном случае не могут португальцы рассчитывать на содействие тех, кто пристал к берегу всего лишь пополнить запасы воды и отдохнуть от трудов и тягот мореплавания, от штормов и бурь, прежде чем продолжить путь, цель которого – вырвать у неверных не заурядный город вроде этого, а ту бесценную почву, что некогда ощущала на себе тяжесть Бога и по сию пору там, где никто и никогда не пройдет больше, хранит не тронутые ни дождем, ни ветром отпечатки божественных босых ступней.

Раймундо Силве, когда он свернул на улицу Милагре-де-Сан-Антонио и проходил мимо своего дома, на миг почудился телефонный звонок – оттого, наверно, что он полубессознательно ловил окружавшие его звуки. Это мне звонят, подумал корректор, но звук был слишком близок, наверно, это из парикмахерской напротив, и в ту же секунду представился ему еще один вариант возможного развития событий – какая с его стороны была идиотская непредусмотрительность, как глупо было считать, что Коста начнет первым делом терзать телефон: Да, может быть, он уже тут, и воображение в тот же миг услужливо нарисовало ему, как пышущий яростью Коста, рыча мотором, летит вверх по улице Лимоейро, как визжит шинами на повороте у собора и, если только не спрятаться куда-нибудь, скоро возникнет у подъезда, скажет, запыхавшись: Поднимайтесь, поднимайтесь, у меня к вам очень серьезный разговор, нет, здесь нельзя, Коста ведь, как бы то ни было, культурный человек, на улице скандал устраивать не станет. Корректор больше не ждет и торопливо спускается по Эскадиньяс-де-Сан-Криспин и, завернув за угол, тревожно всматривается – не показался ли Коста. Присев на ступеньку, чтобы отойти от пережитого страха, он отгоняет приблудного пса, вытянувшему к нему морду и ловящего запахи, а потом достает из кармана листы набора, разворачивает их, разглаживает на коленях.

Идея, которая возникла, когда он с балкона глядел на крыши, ступенями спускающиеся к реке, заключается в том, чтобы пройти вдоль мавританской стены, руководствуясь сведениями господина автора – сведениями скудными и малодостоверными, в чем тот сам имел мужество признаться. Но здесь и сейчас перед глазами Раймундо Силвы как раз фрагмент этой стены, если не вся она во всей целокупности, а та ли это стена или другая – вопрос другой, но, по крайней мере, нынешняя занимает точное место тогдашней и спускается вдоль ступеней под вереницей широких окон, над которыми высятся щипцы крыш. Раймундо Силва, значит, уже находится за городской чертой, он принадлежит теперь к войску осаждающих, и не хватает лишь, чтобы одно из этих окон распахнулось и выглянувшая оттуда юная мавританка исполнила: Нами Лиссабон любим, Вышней волею храним, Пропадешь, христианин, и допев, со стуком, означающим презрение, захлопнула бы створки, но, если глаза не обманывают корректора, муслиновая занавеска задернулась неплотно, и этого хватило, чтобы развеять угрозу, содержавшуюся в словах, понимаемых буквально, вполне ведь может статься, что Лиссабон, вопреки тому, каким кажется, не городом окажется, а женщиной, а пропажу надо истолковывать в смысле всего-навсего любовном, если, конечно, ограничительное наречие уместно здесь, ибо это ли не единственная возможность пропасть счастливо. Снова приблизился пес, и теперь Раймундо Силва глядит на него подозрительно, не бешеный ли, где-то вычитал он, а где – уж и не помнит, что один из признаков этой ужасной болезни – поджатый хвост, а здесь хвост, хоть, впрочем, и отставлен, но виляет тоже не больно-то бодро, но это, скорей всего, от трудной жизни, о которой можно судить по торчащим ребрам, а еще один симптом, решающий симптом, а именно зловещая слюна, бегущая из пасти, капающая с клыков, – у этой дворняги объясняется тем, что здесь, на Эскадиньяс-де-Сан-Криспин, очень вкусно пахнет съестным в процессе приготовления. Однако успокоимся – собака не бешеная, во времена мавров, может, и стоило бы опасаться, но не сейчас же, не в этом современном, чистом городе, упорядоченном до такой степени, что удивительно и само появление бродячей собаки, а спасла ее от сетей, вероятно, привычка ходить этой полузаброшенной и запущенной дорогой, требующей резвых молодых ног и легкого отроческого дыхания, каковые качества не всегда присущи собаколовам.