Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

– Да, – беззаботно ответила Киона. – Мы об этом вам сказали еще в поезде. Как только получим первую зарплату, Делсен купит нам обручальные кольца.

– Но ты же еще слишком юная!

– Моя старшая сестра вышла замуж в таком же возрасте, как и я. Я прошу вас не говорить больше со мной на эту тему, мадам Фан. Вам следует мне доверять.

Китаянка слегка поклонилась и отошла в сторону, бормоча что-то себе под нос на своем родном языке. Киона вздохнула. Она заглянула в мысли Ли Мэй и выяснила, что думает китаянка по поводу этого предполагаемого брака. Китаянка сомневалась в правдивости ее, Кионы, утверждений, причем была абсолютно права.

Когда обед закончился, Чен Фан подал ей тарелку с рисом и небольшим куском рыбы. Киона, уже успевшая проголодаться, съела эту еду с удовольствием. Китаец наблюдал за тем, как она ест, с загадочной улыбкой на своих тонких губах. Затем он подал ей два золотистых пирожка, поблескивающих от жира. По-французски он разговаривал плохо, но, по крайней мере, попытался что-то сказать:

– Внутри мармелад, ананас… Хороший фрукт…

– Ананас! Я никогда его не пробовала. Спасибо, месье Фан, спасибо.

Киона слегка поклонилась ему по-восточному, а затем одарила его одной из своих восхитительных улыбок. Китаец вздрогнул, почувствовав, что на душе у него вдруг стало удивительно легко. Он тоже поклонился, и в его узких глазах появилось выражение глубокого почтения.

Киона до самого вечера старательно помогала китайской чете. Она мыла и расставляла посуду, вытирала столы, очищала и измельчала следующую партию овощей. Когда пришло время ужина, Ли Мэй отпустила ее, протянув ей корзинку, прикрытую тряпкой.

– Иди отдыхать. Я положила две порции – для тебя и для твоего мужа. Я жду тебя завтра утром в семь часов. В термосе – зеленый чай.

Киона пошла к своей маленькой палатке спокойным шагом. Она сильно устала, а руки ее покраснели оттого, что она перемыла гору посуды и очистила превеликое множество овощей.

– Делсен! – позвала она, поставив корзинку на землю возле палатки.

Со стороны озера донесся какой-то шум. Киона, присмотревшись, разглядела над поверхностью воды чью-то голову. Затем там стали появляться руки, от движения которых по воде расходились концентрические круги, освещаемые лучами заходящего солнца.

Делсен плавал в озере. Киона поспешно стащила с себя всю свою одежду и бросилась в воду. Делсен успел заметить, как она бежит по берегу – абсолютно голая, с развевающимися на ветру волосами. Он тут же поплыл к ней: в нем снова проснулись его мужские желания. Однако когда Киона посмотрела на него своими большими янтарными глазами, поблескивавшими в пурпурном свете солнца, он решил к ней не прикасаться. Делсен сейчас впервые в полной мере почувствовал, какая эта девушка необыкновенная, почувствовал силу ее души и ее абсолютную чистоту. У него возникло смутное понимание того, что ему следует либо поклоняться этому неприкасаемому идолу, либо сломать его, чтобы не подчиниться ему полностью.

Роберваль, тот же вечер

Опершись локтями о подоконник, Эрмин смотрела тусклым взглядом на озеро Сен-Жан, по поверхности которого бежали золотисто-розовые волны. Она сегодня долго плакала. Отсутствие Кионы, Мари-Нутты и Тошана было для нее невыносимым. Вся остальная семья собралась на первом этаже в ожидании ужина, который обещал быть скучным, мрачным и молчаливым. Во время этого ужина не будет слышно смеха Констана и Катери, которых Мадлен уже уложила спать.

– Сестра моя, моя дорогая сестренка, ну почему ты поступила так, почему ты нас бросила, почему ты нас предала? – прошептала Эрмин, чувствуя, как у нее сжимается сердце. – Киона, без тебя мне все здесь кажется пустым.

Она смахнула последнюю слезу, сопровождая взглядом летящую чайку. Эта птица летала кругами, почти не маша при этом своими грациозными крыльями.

– Мы были бы здесь такими счастливыми все вместе! – сказала Эрмин тихо.

Почувствовав досаду, она повернулась спиной к великолепному пейзажу, который вскоре уже погрузится в ночную темноту, взяла усталым жестом носовой платок и вытерла им свои покрасневшие веки. В полумраке, возникшем от прикосновения материи к глазам, она вдруг различила силуэт, от которого исходил свет, а затем прорисовалось лицо – красивое и улыбающееся лицо Кионы.

«Прошу тебя, не грусти, сестра моя, – послышался в ушах Эрмин голос. – Разве ты забыла о невидимых дорогах, о которых тебе говорил Тошан и по которым мы должны идти?»