Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

– Нет, малышка моя, Киона не пришла, – ответила ее мать ласковым голосом.

Они все наконец зашагали прочь с перрона. Первой шла Лора. Она с наслаждением смотрела на виднеющуюся вдалеке крышу нового жилища. Ей не терпелось показать своей знаменитой дочери последние нововведения по части комфорта. Это жилище представляло собой небольшой особняк «во французском стиле» (именно так говорила о нем сама Лора). Она каждый день восторженно разглядывала шесть маленьких башенок, венчавших суживающиеся кверху крыши, а также многочисленные окна. В распоряжении обитателей этого дома имелось десять жилых комнат и две ванные. Внешние стены были покрыты дощатой обшивкой, состоящей из прочных досок, которые перекрашивались раз в десять лет. Сейчас они были выкрашены в красно-коричневый цвет, который удивительно красиво контрастировал с белыми рамами окон и пастельными тонами цветов на цепляющихся за стены растениях.

– Когда ты увидишь свою комнату, моя дорогая, ты будешь приятно удивлена, – сказала Лора, обращаясь к Эрмин. – Я заказала в Шикутими великолепные обои и шторы из красивого бархата. Твоя кровать теперь украшена балдахином из такого же материала. Обо всем остальном я тебе рассказывать не стану: пусть это будет для тебя сюрпризом.

Они уже подходили к калитке, встречаемые неистовым лаем собаки, бегавшей туда-сюда вдоль белой ограды. Пространство возле дома, ограниченное этой оградой, содержало в себе так много красивых деталей, что невольно радовало глаз, тем более что чуть поодаль виднелось величественное озеро Сен-Жан. Лужайка возле дома была аккуратно подстрижена. За одной из лип виднелась кованая садовая мебель, выкрашенная в белый цвет.

– Home, sweet home! [10] Фраза из песни Джона Говарда Пейна (1791–1852). Широко известное в Великобритании выражение: «Дом, милый дом». – сказала, засмеявшись, Лора.

Но тут все заметили, что под передней частью навеса сидит старая служанка с носовым платком у лица.

– Моя дорогая Мирей! – воскликнула Эрмин.

Она передала Катери Мадлен и побежала обнимать милую пожилую женщину с покрасневшими веками и наполненными слезами глазами, которая позволила проявить к себе знаки внимания, прежде чем начала громко причитать.

– Моя бедная Мимин, если бы ты только знала, что на нас свалилось! О господи, это настоящее несчастье! Несчастье для всех, а особенно для мсье Жослина!

Жослин, услышав это, замер в ожидании дальнейших объяснений. Лора по привычке тут же попыталась взять ситуацию под свой контроль:

– Что тут еще произошло, моя бедная Мирей? Ты разбила одну из моих фарфоровых ваз? Нет, я знаю, ты упомянула Жослина – а значит, ты по оплошности перевернула его макет корабля. Перестань стонать, и давайте зайдем в дом! Мы только что протряслись десять часов в поезде, а потому нам хорошо бы сейчас отдохнуть и выпить чаю. Где Киона?

– Да-да, где Киона? – забеспокоился Жослин.

Мирей, ничего не отвечая, плакала. Эрмин, встревожившись, взяла ее за плечо.

– Да говори же ты наконец! Она попала в аварию?

– Я предпочла бы, чтобы она сломала себе ногу, Мимин. Наша Киона поступила по отношению к нам очень нехорошо. Она уехала.

– Уехала? То есть как это – уехала? – воскликнула Лоранс.

Жослин, не выдержав, заставил Мирей зайти в дом. Его раздирали гнев и неверие.

– А я еще мечтал о спокойствии в уютном доме! – проворчал он. – Что ты говоришь, Мирей?! Киона уехала? Куда она уехала, почему и на чем?

– Расскажи-ка нам все подробно! – рявкнула Лора, красивое лицо которой перекосилось от гнева.

Мирей задрожала всем телом. Эрмин, почувствовав к ней жалость, подвела ее к одному из кресел.

– Мама, пожалуйста, не кричи на нее. Если Киона и совершила глупый поступок, то Мирей тут ни при чем. Насколько я помню с ваших слов, это Киона должна была присматривать здесь за Мирей, а не наоборот.

– Ты, конечно же, будешь, как всегда, защищать свою Киону! – огрызнулась Лора. – А минут через десять за нее начнет заступаться и твой отец.

– Да ты ничего не понимаешь, – возмутилась Эрмин. – Я не защищаю Киону, мама, я защищаю Мирей от твоих несправедливых вспышек гнева, как мне часто приходилось делать и раньше.

Испугавшись криков и напряженности, воцарившейся в комнате, Катери широко раскрыла рот и издала громкий жалобный возглас. Она была вообще-то удивительно спокойным ребенком, но довольно быстро впадала в панику.

– Я поднимусь с детьми наверх, – решила Мадлен. – Они утомлены. Я переодену их и останусь с ними там, наверху.