Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

– Мне грустно, очень грустно! – признался он. – Я уже любил его, этого ребенка. Другие мужчины подсмеивались надо мной там, в Германии, когда я возился с Томасом, но я очень люблю маленьких детей! Их первую улыбку, их приятный запах, пушок на их головках… Даже Шарлотта удивляется, когда я ласкаю Адель. Моя дочь становится большой, ей уже семь лет, да и Томас тоже быстро растет. Я говорил сам себе, что у меня будет младенец, которого я буду ласкать и о котором буду заботиться, даже если он и не от меня.

– Что ты сказал? – тихо спросила Киона.

– То, что ты слышала. Не заставляй меня это повторять. Я на днях сказал Шарлотте, что буду любить этого маленького человечка, которого доверил нам Бог, независимо того, от меня ли он родится или не от меня. Дети не виноваты в ошибках своих родителей. Как можно ненавидеть или наказывать невинных?

– Ты сказал это Шарлотте? – с трудом произнесла Киона, испытывая чувство восхищения Людвигом. – Да хранит тебя Господь! Ты очень хороший человек.

Вдруг почувствовав недомогание, она повернулась к Людвигу спиной. Он стал разглядывать ее тоненький силуэт и затылок с короткими рыжевато-золотистыми волосами, которые в тусклом свете сумерек выглядели темнее, чем были на самом деле. Почувствовав по непонятной для него самого причине волнение, он подумал, что эта юная девушка несет на себе крест, который слишком тяжел для ее хрупких плеч.

– Пусть Господь хранит и тебя, Киона! – прошептал Людвиг. – Тебе, должно быть, нелегко находиться среди нас, если ты можешь читать наши мысли – и хорошие, и плохие – и если ты можешь видеть будущее и прошлое. Знаешь, есть кое-что, чего я тебе никогда не говорил. Когда ты пришла в первый раз в дом бригадира, я сразу же понял, что ты будешь мне помогать и станешь меня защищать. Ты тогда была очень маленькая и очень забавная со своим пони! Я тогда сказал сам себе, что у меня появился ангел-хранитель.

– Послушай, мне хотелось бы, чтобы меня перестали сравнивать с ангелом. Мне не нравится, когда со мной обращаются так, как будто я – ангел. Я не знаю, кто я такая на самом деле, однако это слово мне уже надоело.

Людвиг заметил, что Киона, продолжая стоять к нему спиной, плачет. Ее плечи слегка подрагивали.

– Киона, прости меня, я не хотел причинять тебе боль. Я просто вспоминал старые добрые времена. Самые лучшие в моей жизни воспоминания связаны с теми зимними днями, которые я провел в Валь-Жальбере, на мельнице Уэлле. Шарлотта казалась мне очень красивой с ее вздернутым носиком, губками бантиком и карими глазами, взгляд которых был таким озорным!

– Она и сейчас такая, Людвиг, – сказала Киона, поворачиваясь к немцу лицом.

– Ты права. Однако наша с ней любовь уже изменилась.

Людвиг, как и прежде, говорил медленно. Он старался изъясняться грамотно на французском языке, однако никак не мог избавиться от легкого немецкого акцента.

– Не надо так говорить. Еще будучи маленькой девочкой, я поняла, что мне нужно свести вас друг с другом, что ты – тот мужчина, которого ждала Шарлотта, испытавшая к тому моменту уже немало разочарований в своих отношениях с сильным полом. Вы должны и дальше друг друга любить, всю свою оставшуюся жизнь.

– Заставить себя любить кого-то невозможно. Я пообещал себе найти чувства в глубине сердца, но их там нет. А если и есть, то очень мало.

Киону вдруг охватило отчаяние. Она посмотрела на Людвига своими янтарными глазами, которые блестели от наполнивших их слез.

– Я не верю тебе, Людвиг. Ваша история любви была такой удивительной! В моих глазах и в глазах наших близняшек вы были восхитительной парочкой, и мы мечтали когда-нибудь встретить такую же любовь. Сегодня утром ты сходил с ума от одной только мысли о том, что можешь ее потерять.

– Ну конечно, она ведь моя жена, мать моих детей, и я буду ей верен. Я вполне смогу провести всю свою оставшуюся жизнь рядом с ней, но она будет для меня подругой – всего лишь подругой. Я, видишь ли, очень терпелив. Долгое время я был безумно влюблен. Я мирился абсолютно со всем. В Германии я еще любил ее всем своим сердцем, пусть даже и закрывал глаза на то, что у нее возникают трения с моей матерью, присматривавшей за нашими малышами. Однако мало-помалу моя любовь поносилась…

– Поизносилась, – машинально поправила его Киона. – Позволь мне дать тебе один совет, Людвиг. Если материя износилась где-то с краю, от нее отрезают изношенный участок, подрубают край и благодаря этому получают кусок материи, который может прослужить еще очень долго.