Мария Ануфриева - Карниз

В автобусе Ия смотрела в одну точку – стекло за спиной водителя. Во время речной прогулки ее укачало, и теперь она глубоко дышала и не отвлекалась на мелькание по сторонам.

Впереди сидел компьютерщик и тоже смотрел в стекло. Она остановила взгляд на его глазах и думала о том, что, пожалуй, зря села в автобус. И немного о том, что глаза у него красивые, черные, и волосы черные, и немного он похож на Жерара Депардье своим массивным, неотесанным корпусом, и совсем он маленький – двадцать лет, а она – старая двадцатишестилетняя тетка. Они ехали по мосту, сцепившись взглядами в отражении, словно взявшись за руки, и опять стало хорошо, как в поезде, и хотелось, чтобы берег, как горизонт, все убегал вдаль, а мост разворачивался и разворачивался вслед за ним.

Вечером в самом модном магазине Ульяновска она купила короткую атласную розовую сорочку с кружевом на груди. В номере надела ее и долго стояла возле окна, вглядываясь в темноту и угадывая шум реки далеко внизу.

На обратном пути между поездами у них был почти целый день в Москве. Ия переживала, что простужена, нос ее распух от насморка, саднит и похож на розовый поросячий пятачок. Днем была назначена встреча с очередным потенциальным «отцом», с которым долго общались в Интернете и виртуально казались друг другу почти идеальной парой единомышленников. Они и впрямь могли составить пару – как правая перчатка перчатке левой.

Под выдуманным предлогом Ия оторвалась от группы, уже в дороге вспомнила, что «отцу» на днях стукнуло тридцать, заметалась в переходе метро в поисках подарка, ругая себя за забывчивость. Нашла подходящего случаю голубого плюшевого слоника, и даже милого, и с подарком под мышкой вынырнула из подземки на станции «Китай-город».

Новый знакомый уже ждал в сквере у фонтана. Ия подарила ему слоника, он ей – три бордовые розы и три часа витиеватого рассказа о себе. Приехал он в Москву из Калуги, где был почти первым человеком в городе, а если быть точнее – пятым. Работал в городской администрации третьим заместителем заместителя мэра. После очередных выборов власть поменялась, ну а новая метла мало того, что по-новому метет, еще и имеет множество прутиков с родственного куста, мести с которыми гораздо удобнее. Старая метла распускается, и ее прутики разносит ветром перемен в разные стороны, часто далеко от дома, потому что в родных краях они уже все подмели.

Таким прутиком и был недавний калужанин. В Москве он пообтерся, правда, еще не до лоска, а пока только до бодрой нахрапистости, свойственной новейшим жителям столицы. Его хватка была вполне ощутима и как будто искрилась в лучах августовского солнца, но на самом деле отражала свет ставших близкими кремлевских звезд.

Работал он в торговой фирме и никакого отношения к политике ни малой, ни, уж тем паче, большой не имел. Но фирма эта одним боком произрастала из пресловутого административного ресурса, что наполняло его энтузиазмом и верой в возвращение – не на Олимп, конечно, на олимпик. Карьера поднималась как на дрожжах. Возможно, потому, что сам он был похож на дрожжевое тесто. Пышный, рыхлый, холеный, умеющий как вовремя подняться, так и вовремя осесть.

Квартировал он в Бирюлево, его мальчик жил на другом конце Москвы и был то ли поваром, то ли танцором.

– Было бы хорошо завести лабрадора. Ну и ребенка, у меня хороший генофонд! Если сложить наши с тобой генофонды, – оглядывал он Ию и приятельски хлопал по плечу, – так вот если их… гм… сложить, у нас родится очаровательный ребенок.

Ия чувствовала, какая высокая честь ей оказана, и осторожно трогала пальцем треугольные бугорки шипов на стеблях роз. Она витала в облаках, бессмысленно улыбалась и почти забыла, зачем они встретились.

Сообщение о возможном скрещивании их генофондов вернуло ее на землю. Она принялась рассматривать собеседника и живо представила у себя на коленях наследника: пухленького, с рыжими волосинками на пальчиках-сосисках, несколькими реденькими перышками на круглой бугристой голове и почему-то с портфелем и в галстуке. А не приведи Господи, девочка…

Чем дольше она смотрела на своего заочного, найденного на просторах Интернета суженого, тем больше он оборачивался ряженым. Тем очевиднее для нее становилось, что дебелый самовлюбленный калужский москвич – последний гвоздь в крышку затеи с рождением ребенка от «себе подобного».

Прощаясь, Ия испытывала облегчение и, ей казалось, не меньшее облегчение испытывал ее трехчасовой визави. Все-таки лабрадор требовал гораздо меньшей подготовки и затрат, чем очаровательный инфант – продукт скрещивания генофондов.