Петер Штамм - Ночь светла

На обнаженную натуру записались в основном мужчины.

Вечером Хуберт иногда показывал Джил наброски, сделанные участниками: злобные мелкие карикатуры одного робкого юноши, который едва отваживался поднять голову, уткнувшись в лист бумаги; лысого толстого дядьки лет пятидесяти, который от усердия высовывал кончик языка во время работы; одного старичка, который в ужасе таращил глаза, будто сама смерть шла ему навстречу.

– На той неделе мы все это вывесим в холле, – подвела итог Джиллиан. – Вот будет реклама твоему курсу.

Хуберт все больше времени проводил на территории клубного отеля. Джил наблюдала из окна, как он болтает с отдыхающими, как вместе с группой молодежи направляется к футбольному полю. Вечерами он обычно заходил за нею в рабочий кабинет.

– Может, возьмешь машину? – как-то предложила она. – У меня сегодня спектакль.

Все та же постановка, какую Хуберт однажды видел на этой сцене. Хуберт сказал, что хочет остаться на спектакль: а вдруг да обнаружатся в этой пьесе скрытые достоинства? Они поужинали вместе на террасе, потом он проводил ее в крошечную костюмерную, устроенную рядом с театральным залом. Костюмы висели в кладовке, прилегающем помещении без окон, забитом кулисами, вешалками и прочим реквизитом, необходимым для разных постановок. В костюмерной царила суета, но никого, кажется, не смутило присутствие Хуберта. Джил любила атмосферу перед представлением, когда все исполнители взволнованы, все желают друг другу удачи и символически плюют через левое плечо.

Весь спектакль Хуберт просмотрел, стоя за кулисами. Джил перед каждым выходом оказывалась к нему так близко, что чувствовала тепло его тела. Он пытался ей что-то шепнуть, но она всякий раз прикладывала палец к губам. Публика хохотала вовсю, и вот Джил опять надо на сцену, и опять ей на платье летит все содержимое ночного горшка. На финальные аплодисменты актеры заодно вытащили на сцену и Хуберта, хотя он не имел никакого отношения к постановке, и он, смеясь, кланялся вместе со всеми.

Почти все они, не сменив костюмов, отправились в бар, чтобы отпраздновать спектакль вместе со зрителями. Джил и Хуберт последними оказались в гардеробе. Джил повесила сушиться свой крестьянский наряд, в нижнем белье старомодного образца уселась перед одним из двух имеющихся зеркал, и лицо ее сияло. Хуберт скрылся в кладовке, пока Джил смывала грим. И вдруг! И вдруг она увидела его в зеркале позади себя. На нем кожаные штаны и клетчатая рубаха – почти тот самый костюм, что у слуги, которого по пьесе Джил выбрала себе в мужья.

– Шикарно выглядишь! – рассмеялась Джил. – Тебе нужно почаще надевать кожаные штаны.

Хуберт шагнул к ней, заключил ее в объятия, поцеловал в губы.

– Фу, Тони, – с наигранным возмущением Джил ответила цитатой из своей роли, – после дойки ты хотя бы руки вымой!

Ответ Тони беспроигрышно вызывал у публики смех на каждом представлении, но Хуберт вместо этого вновь поцеловал Джил, причем еще крепче. И обнимал ее так крепко, что ей чуть больно не стало. Она ответила на его поцелуй, а он, сочтя это согласием, стал поспешно раздеваться. Осыпал поцелуями ее шею, и вот они стоят там, оба в нижних сорочках, и он развернул ее к себе, и наконец…

– Не так быстро, прошу, – взмолилась Джил, – мне больно…

Но Хуберт, кажется, ничего не слышал. Вдруг в зеркале она увидела его глаза – остекленевшие, как у пьяного.

– Тихонько, тихонько, – шептала Джил, – со мной давным-давно этого не было…

И действительно, она только в самое первое время раз-другой завела роман с кем-то из отдыхающих, потом в течение целого сезона крутила с шеф-поваром, но он перешел в отель той же клубной сети на юге Турции, а она не захотела последовать за ним. Со временем ей попросту расхотелось завязывать отношения с каким-либо мужчиной, и она довольствовалась легким флиртом.

Хуберт двигался все быстрее и быстрее, потом издал громкий стон, несколько раз вздрогнул и как будто осел, навалившись на нее. Чуть погодя выпрямился и отступил на шаг. Джил почувствовала, как теплая жидкость стекает по ее ноге.

– Иди ко мне, – сказала Джил и взяла его за руку.

В театральном зале тьма, только светящиеся указатели аварийных выходов дают немного света. Они вместе улеглись в кровать, стоявшую на авансцене.

– А вдруг сюда кто-то придет? – прошептал Хуберт.

– Не волнуйся, – успокоила его Джил, – только уборщики завтра утром.

Они обнимались, целовались, потом Джил уселась на него верхом и содрала с себя рубаху. Странное дело – заниматься любовью на сцене. Джил с закрытыми глазами двигалась плавно. Хуберт лежал смирно-смирно. Открыв на миг глаза, она встретила его изумленный взгляд.