Петер Штамм - Ночь светла

Хуберт поехал в деревню закупать необходимые материалы: веревку, мягкие карандаши, несколько красных подставок под тарелки – грубого плетения, их легко расчленить. Затем, вернувшись в культурный центр, он забрался на чердак. В пространном помещении под крышей без изоляции было жарко, пахло пылью и каким-то старьем. Бог весть какие предметы собрались здесь вместе, и неудивительно, что после недолгих поисков Хуберт обнаружил и белые столбики, общим числом около двух десятков. Правда, они оказались повыше, чем ему бы хотелось. Хуберт сволок шесть штук на первый этаж, дотащил до кухни и вымыл теплой водой с мылом. Все они оказались буквально опутаны липкой паутиной, он потратил немало времени, чтобы хоть как-то их очистить. Он притащил их в нижний вестибюль, попытался верно расставить. И в конце концов решил, что лучше всего столбики смотрятся просто в один ряд.

Джил ждала его в холле. Предложила поужинать в отеле и отвела его в ресторанный зал. Они набрали разных закусок на шведском столе и заняли большой стол у окна. Джил, проходя по залу, кивала направо и налево, здоровалась с гостями, а с кем-то перекидывалась несколькими словами.

Не успели они сесть за столик, как Джил сообщила, что у нее для Хуберта имеется отличная новость.

– У меня тоже есть отличная новость! – не остался в долгу Хуберт. – Но давай так: ты начинаешь.

– Мы нашли тебе замену, – объявила Джил. – Молодая художница из Германии, она так и так собиралась сюда приехать. Зовут Тея Генсер. Может, ты ее знаешь? Арно созванивался с ней пару дней назад, но раз так получилось, то она приедет чуть пораньше и привезет свои работы, целый цикл, который недавно закончила.

Хуберт с улыбкой покачал головой: в этом, мол, нет необходимости, у него родилась прекрасная идея.

– Когда?! – воскликнула Джил.

И Хуберт посвятил ее в свои планы.

– Но Тея уже получила от нас подтверждение, – возразила Джил. – Она уже бывала здесь у нас.

– По меньшей мере вы могли бы поинтересоваться моим мнением, – укорил ее Хуберт.

– Арно целый день пытался тебе дозвониться, – не сдавалась Джил, – но ты не брал трубку. Ладно, я с ним еще раз переговорю.

Ресторанный зал уже почти опустел, но все-таки к ним за стол подсел какой-то молодой человек. Опустошив полную тарелку закусок, он вернулся к шведскому столу, а Джил в его отсутствие пояснила, что такова концепция клуба: сидеть в одиночестве не полагается. Хуберт и рад был бы поговорить с нею наедине, но молодой человек то и дело встревал в разговор да еще пытался с набитым ртом рассказать о сегодняшней вылазке в горы. На высоту тысяча двести метров, по его словам. Джил не могла оставить без похвалы подобное достижение. Встала, чтобы сходить к шведскому столу за десертом, и на ходу быстро погладила его по плечу. Хуберт двинулся за нею следом, но взял только чашку кофе.

– Это что еще за тип? – не утерпел он. – Что у тебя с ним?

– Развлечение гостей – часть моей работы, – неохотно обронила Джил.

Она доела свой яблочный штрудель и объявила: теперь пора переодеваться и краситься для спектакля.

– Увидимся потом в баре, не так ли?

Джил ушла, а молодой человек снова поведал Хуберту всю историю горного похода, будто тот прежде ничего не слышал. Хуберт поднялся и пошел в бар.

В холле на диванах и в креслах возле окон сидели какие-то пары, а в самом центре стоял служащий отеля и громким голосом, с явным швабским выговором, задавал им вопросы. Похоже, что-то вроде викторины: кто знает ответ, тот должен выкрикнуть какое-то слово, но Хуберт этого слова не знал.

Он вышел на улицу, прогулялся по парку вокруг здания. Когда вернулся, двери в театральный зал уже открыли, и он занял место подальше от тех двух десятков отдыхающих, что ждали начала спектакля. В самом первом ряду сидел тот самый молодой человек с ужина.

Пьеса вполне банальная, но раз-другой Хуберт не мог не рассмеяться. Всей прочей публике пьеса явно нравилась. На сцене дочка-красавица вылила своей сестрице-уродине полный ночной горшок прямо на платье. Джил пришлось снять деревенский наряд, она осталась на сцене в одном только белье старинного образца, что принесло ей дополнительные аплодисменты. Не особенно хорошо она играла, но все же лучше остальных, к тому же явно с удовольствием. В финале некрасивая дочка все-таки обретала жениха, простоватого слугу Тони в кожаных штанах. Под громкие аплодисменты труппа вышла на поклон, и в зале зажегся свет.