Петер Штамм - Ночь светла

– Буду держать тебя в курсе, – пообещал Хуберт.

– Сделай что-нибудь, да что угодно… – сказал напоследок Арно, – главное, чтоб через три недели мы не оказались перед пустыми стенами.

Хуберт снова позавтракал в отеле. Потом попросил пароль для вай-фая и набрал имя Джиллиан. Поисковик выдал сотню-другую результатов, но все ссылки относились, похоже, к ее прежней работе на телевидении. Тогда он заменил имя Джиллиан на Джил и получил меньше десятка результатов, причем только в связи с работой в клубном отеле.

В пятницу в художественной школе открывалась выставка студенческих дипломных работ. Нине, как и другим своим ученикам, он обещал присутствовать на открытии, но, выходя утром из культурного центра, наткнулся на большой черный плакат, где белыми буквами было написано: «carta alba / carte blanche», стояли его имя и даты. Вернисаж назначен на 25 июня, ровно через три недели. Хуберт передумал спускаться с гор в долину, вместо этого он пошел в отель и уселся в холле. Написал Нине мейл с извинениями: сроки давят, он не знает, как быть, и сейчас уехать не может. Но, конечно, в течение ближайших двух недель прибудет в город, чтобы посмотреть ее работы.

А днем, отправившись в деревню купить чего-нибудь съестного, он увидел плакат своей выставки в некоторых витринах. Невольно ему пришла мысль, что Арно попросту выставил его на посмешище. Вечер он провел в холле отеля, без толку лазая по Интернету.

В субботу утром созвонился с Астрид. Та спросила, конечно, как у него дела и как продвигается работа. Он ответил уклончиво. Обсудили кое-какие организационные вопросы, а напоследок Астрид спросила, не стоит ли ей с Лукасом как-нибудь его навестить. Может, и Рольф бы к ним присоединился. Но Хуберт отговорился: момент, дескать, неподходящий, ему нужно сосредоточиться на работе. Затем он попросил Лукаса взять трубку и поинтересовался, чем тот сейчас занимается, но мальчик отвечал неохотно и старался поскорее разъединиться.

Все воскресенье Хуберта терзало беспокойство. По поводу выставки ему приходили на ум самые невероятные идеи. Думал, не получится ли поработать со старыми слайдами, проецируя их на стену или, увеличив их, превратив все серии в нечто вроде фоторомана. Или путем выкадровки увеличить детали до того, чтоб и не разобрать было что к чему. Или сфотографировать самого себя – хоть бы одетым, а хоть бы и голым – за теми же занятиями, что написанные им когда-то на холсте женщины, и пусть это будет ироническим комментарием к последней выставке. Снова вспомнил про портреты отдыхающих на подставках для пива. Или, может, составить гербарий? Или использовать природный материал – сложенный из камней круг, ну вроде намека на места силы. Мелькнула даже мысль про перформанс, хотя уж это ему претило. И вообще все это ему неинтересно.

Днем он снова отправился в отель, в велнес-центр. В шесть часов спросил на ресепшен, где сейчас Джил. Та передала ему, что выйдет сию секунду, но появилась в холле только минут через десять.

– Можем поехать на моей машине, – предложила она на ходу, торопясь покинуть отель.

Ее машиной оказался красный «твинго», заднее сиденье завалено одеждой и стопками бумаг. Вверх по узкой дороге, по новому мосту Джил ехала быстро.

– Ты разве не в деревне живешь? – удивился Хуберт.

– Нет, за деревней, но недалеко, – ответила она.

И уже минут через пять затормозила возле небольшого дома, постройки примерно пятидесятых годов.

– Никакой особенной красоты, но зато это домик моих родителей, – пояснила она, – так что платить за него не надо.

– И давно ты тут проживаешь? – продолжал расспросы Хуберт.

– Шесть лет. Перебралась сюда сразу после аварии.

Хуберт сказал, что узнал тогда из журнала о происшедшем. Но что же на самом деле случилось?

Джил вышла из машины. Пока стояли у дома, коротко изложила: муж ее был пьян, задавил косулю, сам погиб в автокатастрофе.

– Я тоже сильно пострадала. Можно сказать, лишилась носа! Но мне его восстановили почти в прежнем виде. На это ушло больше трех лет, понадобилось множество операций, чтобы нос выглядел более или менее прилично. Заходи. Показать тебе дом?

Провела его по всем помещениям, посвятив в подробности масляного отопления, которое когда-нибудь все-таки следует заменить, и устройства крыши, которую можно расширить, если когда-нибудь потребуется больше места. Обстановка дома показалась ему безликой – потому, наверное, что мебель была в основном старая и многие предметы не подходили друг к другу, как будто оказались лишними и их просто сюда снесли. Стены украшали несколько вырезанных из календаря энгадинских пейзажей, их подбирала уж явно не Джил. Грандиозный пейзаж, открывающийся взгляду за окном, но уменьшенный и пожелтевший. Горчично-желтая скатерть покрывала стол в гостиной, в центре красовалась кованая пепельница. Пахло застоявшимся табачным дымом.