Виктория Токарева - Кругом один обман (сборник)

Тата отвинтила крышку канистры. Плеснула, но неудачно. Попала себе на туфли и на юбку.

Хотелось скорее закончить, поставить точку. Вытащила из кармана коробок спичек. Чиркнула. Бросила.

Загорелся не дом, а ее туфли. Огонь опалил ноги, перекинулся на юбку. Хотелось закричать, но сдержалась. Подумала: лучше так…

Исчадие ада, которое отразилось в окне, – не для жизни. Такое надо жечь. Утопить в геенне огненной.

Семья Гарика почувствовала запах бензина. Сунулись в окно.

В темноте по земле катался огненный шар.

Что это такое? Шаровая молния? Но молния маленькая и круглая, величиной с футбольный мяч. А это что-то большое, бесформенное.

Гарик первым все понял. Выскочил прямо в окно. Снял с себя пиджак, стал сбивать с Таты огонь.

Жена и теща выкинули в окно одеяло. Гарик накрыл Тату одеялом. Лег сверху, чтобы сбить остатки огня, перекрыть доступ кислорода.

Вызвали скорую. Стали ждать.

– Что это было? – спросила теща.

– Самосожжение, – сказал Гарик. – Знак протеста.

– Дурак ты, Игорь, – заметила жена. – Она хотела нас поджечь, а не себя.

– Почему же не подожгла? – спросила теща.

– Не сумела. У нее не получилось, – объяснила жена.

– Не хочу я эту дачу, – мрачно сказал Гарик. – Не буду я здесь жить.

Скорая увезла Тату в ближайшую больницу. Оттуда ее переправили в ожоговый центр. Все случившееся Тата объяснила как несчастный случай: хотела поставить в гараж запасы бензина, но…

Понадобилась пересадка кожи.

Понадобилось терпение. Тата буквально плыла в море боли.

Ей кололи снотворное. Она спала и просыпалась и не понимала: день сейчас или ночь? И сколько времени прошло? Неделя? Месяц?

Постепенно боль притупилась. Можно было думать о чем-то еще.

Тата думала о превратностях судьбы: счастье может кончиться внезапно, в один день. И открыться большое горе. Как будто чья-то равнодушная рука взяла и перевернула песочные часы.

Почему? Батюшка сказал: «Надо думать не “почему”, а “зачем”». Действительно, зачем?

Нянька Анюта говорила: «Не надо ее дражнить, надо чтобы все по-ейному было».

А вот не получается все «по-ейному». Филипп умирал, и Тата умирала вместе с ним. Ее жизнь остановилась. И она хотела, чтобы все, кто рядом, тоже умирали вместе с ней. Но нет. Муж Саша предпочитал жить и чувствовать и любить живую женщину, а не бесчувственное бревно.

Тата ждала, что все вокруг замрут в отчаянии, станут рвать волосы на голове, протестуя против несправедливой судьбы. Но нет. Выразили соболезнования и пошли своей дорогой. У всех своя дорога. И оттого что у Таты дорога оборвалась над пропастью, не значит, что другие тоже должны лететь в пропасть вместе с ней. Ее задача – никому не мешать. Не грузить. Смирить гордыню. И какое счастье, что она не подожгла дом. Не взяла грех на душу. Лучше так, как есть. Заживет, как на собаке, и уйдет в прошлое. Утонет, как «Титаник».

Бедная мама Таня. Чуть не потеряла все свои ветки: и внука и дочь. Она приходила к Тате, останавливалась в ее ногах с испуганным, несчастным лицом.

Тата раскрывала глаза. Спрашивала:

– Ну, что ты пришла?

Тате хватало своей боли. Не было сил на сочувствие. У нее ни на что не было сил.

Выписали первого мая. Праздник. Какой смысл оставаться в больнице на праздник? Все равно все гуляют, кроме дежурного врача. Тата попросила у сестры-хозяйки халат и тапки. Ее вещи обгорели, превратились в хлам.

Сестра вошла в положение и дала линялый халат: на синем фоне розовые тюльпаны.

– Можно не возвращать, – разрешила сестра. Ее звали Зоя.

Тата надела халат поверх рубашки. На рубашке был черный штамп.

Обгоревшие волосы росли клоками вокруг проплешин. Пугало огородное.

В таком вот виде Тата выплыла на улицу, в весну, в праздник.

Ноги были обтянуты тонкой розовой кожей, как будто Тата горела в танке. Лицо тоже обгорело в районе глаз, и кожа гладкая, как леденец. Ни одной морщины, как будто Тата сделала подтяжку.

Зоя вышла ее проводить. Стояла квадратом, все стороны равны.

– Ты почему такая толстая? – поинтересовалась Тата.

– У меня наследственное, – ответила Зоя.

– И ничего нельзя сделать?

– Ничего. Я уже операцию делала, половину желудка отрезала.

– Не помогло?

– Как видишь.

Зоя была молодая, с хорошеньким личиком. Объемы, конечно, не украшали, но все равно видно, что молодая и хорошенькая.

– У тебя парень есть? – не отставала Тата.

– Есть. Азербайджанец. На рынке работает.

– Как зовут? – спросила Тата.