Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Роб кивнул, но ничего не спросил.

Спросил отец: — Как он?

— Ждет, — ответил Роб.

— Кого?

— Говорит, что Грейси. Она все еще в Филадельфии и качает из него деньги, как насосом.

Форрест сказал: — Ну, нет! Ждет он нас, только нас. Ждет кого-нибудь из Мейфилдов, из своих. Ты знаешь, кто он?

— Он сказал мне. Внук старого Роба.

Форрест сказал: — По всей вероятности, это так. Никаких оснований сомневаться. Я вообще уверен, что по восточному побережью рассыпана масса наших родственников всех цветов и оттенков кожи — отец был любвеобилен. — Он улыбнулся.

Роб сказал: — Понятно. Фамильная черта.

Продолжая улыбаться, Форрест ответил: — Но в одном поколении она заглохла.

Роб вежливо хмыкнул.

Форрест пожал плечами. — Не совсем, разумеется, — он помолчал, настраиваясь на более серьезный лад. — А что еще Грейнджер говорил тебе?

— Что вы многому научили его, что он жил с вами, пока было можно, а затем вернулся в Брэйси, ходил там за своей старой бабушкой; ну и еще о том, как воевал во Франции; говорил, что вы звали его приехать сюда и поступить в школу, но он как раз познакомился с одной девушкой — той самой Грейси, о которой я говорил…

— Минутку, — прервал его Форрест. — Он говорил тебе, почему ушел от меня? — По выражению лица видно было, что вопрос имеет для него немаловажное значение.

Роб постарался вспомнить. — Нет, не говорил, — просто объяснил, почему с войны не приехал сюда учиться.

Форрест сказал: — Значит, из-за девушки?

Роб сказал: — Из-за нее, во-первых, ну и еще потому, что вы не писали ему до конца войны. Он очень скучал без ваших писем.

Форрест мотнул головой. — Он не получал от меня писем тринадцать лет. Это он покинул меня — понимаешь? Кстати, не он один. Он мог жить у меня, как и не мечтал, а вместо этого убежал назад в Брэйси. Уж лучше бы в Мэн уехал.

Роб понял, что ему открылось больное место, к которому — возможно — еще рано прикасаться. Он решил про себя: «Что ж, подождем», — и, ничего не ответив, сел на краешек кровати, потом откинулся назад и прислонился спиной к стене.

— Брэйси ты видел? — спросил Форрест.

— Как в тумане, о чем вы, возможно, слышали. Но, в общем, да, видел.

— Как тебе показалась моя сестра?

— Приветливая, но несколько ошарашенная. — Он имел в виду свое посещение и поведение.

Но отец сказал: — Она совсем помешалась. От утрат и одиночества.

— Вы ее бросили, — сказал Роб.

— Все бросили. Дело обстояло так — или уезжай, или подчиняйся ей полностью, превращайся в ее тень. Она слишком добра — истинное дитя нашей матери. А мне надо было работать — работать или пропадать в нищете, — работа же была здесь.

Роб сказал:

— А я думал, вы в Брэйси преподавали в школе. Грейнджер показывал мне домик на горе, где вы жили. Там еще человек застрелился.

Форрест внимательно посмотрел на него, — не съязвил ли, но решил, что нет — просто высказал вежливое удивление. Как-никак он пообедал у меня, собирается переночевать в моем доме, наверное, считает своим долгом проявить интерес. Форрест начал: — Ты говорил что-то насчет бегства… — и остановился.

Роб кивнул:

— Да, я бежал от чего-то, а не к чему-то.

Форрест усмехнулся:

— А я бежал и от чего-то и к чему-то. Причем вдвое быстрее, чем ты, и к тому же был старше.

— К чему-то — иными словами, учить негров стихам?

Форрест поперхнулся от гнева — то есть ему показалось, что это гнев, что нужно совладать с ним, но потом он понял, что это встрепенулась память. — Я и забыл, что твоя мать Кендал, — сказал он, — Кендалы и Уотсоны… было от кого унаследовать бессердечность, — но тут же одумался — не ему судить: передав сыну мейфилдовскую безудержность и гудвиновскую страсть делать из себя жертву, он в то же время не потрудился остаться рядом, чтобы помочь ему привести в соответствие столь противоречивые наследственные черты и выковать настоящего человека — порядочного и снисходительного. Однако извиняться не стал. Сказал только своим обычным голосом: — «К чему-то» означает к Маргарет Джейн Друри, именуемой Полли. Я полагал, что ты понял и не осудил; полагал, что ты достаточно взрослый, чтобы отнестись к этому с надлежащей деликатностью.

— Достаточно, — подтвердил Роб.

Но Форрест еще не кончил. — Мне с двух сторон сообщили о твоих недавних неприятностях или озорстве. Прошу тебя, помоги мне понять, что это. От Хэт пришел весьма эмоциональный отчет о твоем посещении, и Грейнджер, нарушив пятнадцатилетнее молчание, забыв про гордость, написал мне, что не может сладить с тобой и что больше помочь он тебе ничем не может. Не говори ему, что я тебе проболтался — это человек со щедрым сердцем и делает это из лучших побуждений — не всегда, правда, избирает лучший путь, но это благодаря ему я написал тебе и пригласил сюда. Я хотел показать то, что имею предложить тебе, в надежде, что это пригодится.