Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Но вчера поздно вечером он постучался ко мне в комнату. Я была на девять десятых одета и расчесывала щеткой волосы. Пошла, как была, босиком, чтобы не нашуметь, и отворила дверь, даже не будучи полностью уверена, что это он. Пьяных я видела всего два-три раза в жизни (папа изгоняет их незамедлительно), но, по-моему, он был пьян — весь липкий от пота, лицо расслабленное, взгляд блуждающий. Стоял он на ногах, однако, твердо и руки держал по швам. Я сказала: «Добрый вечер!» Он ответил: «Нет, не добрый». — «Простите?» — переспросила я, но он сказал: «Замнем. Ответьте мне только на один вопрос — вы что, все еще ждете?» Я сказала, что да, жду — многого, главным образом вечного покоя. Мне показалось, что он хочет ударить меня. До сих пор так думаю. И я быстро сказала: «Не надо, пожалуйста. Скажите лучше, что вы имели в виду?» Он сказал: «Я имел в виду слово, которое приведет вас ко мне». — «Но, господи боже мой, я же уже пришла!» — сказала я. Он возразил: «Нет, вы не пришли. Но подождите до понедельника. Может, тогда я буду знать нужное слово». Я говорила шепотом, он нет; я боялась, что в любой момент может появиться папа, поэтому не рискнула задать ему вопрос — почему именно в понедельник, и только спросила: «Роб, вам не плохо?» Он ответил: «С чего бы мне было хорошо? Так ждете вы или не}?» Я сказала, что жду, и он снова ушел.

Это случилось в пятницу вечером. Сейчас суббота, полдень. Почему-то я не волнуюсь, наоборот, чувствую себя спокойно — самый верный признак того, что по неизвестной причине я вновь ощущаю себя прежней, настоящей — за долгие смутные годы это впервые. И в моем воскрешении отчасти повинна ты, Элис (ты и твои родители); и какие бы слова команды я ни услышала, кто бы ни произнес их, за кем бы я ни последовала — и даже если, я останусь в Гошене и зачахну в одиночестве — я всегда буду рассматривать это как дар, равный которому никогда не получала (что бы ни предложил мне Роб, это будет не дар, а, скорее, тяжкое бремя).

Надеюсь, что ты видела от меня здесь не только заботу. Ты много смеялась у нас, и чудесное воспоминание о том, как я оказалась способна в течение двух недель вызывать у кого-то добрый смех, навсегда останется со мной — и это в конце того лета, которое я не надеялась и не собиралась пережить.

Напиши мне, пожалуйста, с обратной почтой, расскажи, как ты вернулась, и, если можно, сообщи мне просвещенное мнение обо всем, что ты здесь видела. Мне хотелось бы иметь твое мнение в письменном, так сказать, виде. Еще раз прошу передать мой привет и благодарность твоим родителям и тем «легочникам», которые еще помнят

P. S. Только успела дописать письмо и начала умываться, чтобы спуститься вниз и отправить его, как в дверь постучали — оказалось, это Грейнджер. Не знаю ли я, где может находиться сегодня мистер Роб? Я ответила, что не знаю — а в чем дело? Он сказал: «Ничего, ничего, просто мне он нужен», — поблагодарил меня и исчез прежде, чем я догадалась порасспросить его. Боюсь, что это несколько выбило меня из равновесия. Если Грейнджер чего-то не знает о Робе, это по меньшей мере странно. Как может Грейнджер чего-то о ком-то не знать? Ладно, Роб сказал, чтобы я ждала. До понедельника осталось два дня. Я жду, я жду!

Женщина, отворившая тихонько постучавшему в дверь Робу, постояла, молча, внимательно в него вглядываясь, затем сказала: «Доброе утро!» — и в голосе ее не было ни удивления, ни испуга; она как будто бы спокойно и просто ответила на вопрос, вставший много лет назад и до сих пор нерешенный. Губы ее морщила едва заметная улыбка, на вид ей можно было дать лет тридцать — Роб, как и все молодые люди, плохо разбирался в возрасте, — в блестящих красивых каштановых волосах намечались у висков две седые пряди. Роста она была среднего и, поскольку стояла ступенькой выше, смотрела Робу прямо в глаза.

— Могу я видеть Форреста Мейфилда? — спросил он. — Он здесь живет?

— Вот уж двадцать один год, как живет, — ответила она. — Но в данный момент вышел купить себе шнурки к черным ботинкам, — она легонько дотронулась до своего затылка, видно было, что она себе правится.

Роб левой ладонью потер подбородок. — Извините, что я явился в таком неприглядном виде, — он указал на забрызганный грязью автомобиль, — но я ехал сюда всю ночь — через горы.

Она кивнула. — Это поправимо. Вы можете умыться. И воспользоваться его бритвой. — Однако продолжала стоять в дверях, не приглашая его войти.

— Я — Роб Мейфилд.

— Второй, — прибавила она. — Я догадалась. — Она приложила на секунду руки к глазам. — Не скажу, чтоб я много читала, но за эти годы глаз у меня стал наметанный. — Она по-прежнему стояла и смотрела на него, как будто ей недостаточно было узнать его имя и увидеть лицо. — Я смотрю за порядком в доме вашего отца.