Александр Житинский - Дитя эпохи

Пришли откуда-то стайкой наши девушки. Барабыкина среди них была, как воспитательница детсада. Комплекция у нее средняя между тяжелым танком и баллистической ракетой. Знакомство с девушками началось еще в электричке. Теперь оно продолжилось.

Девушки были девятнадцати-двадцати лет. Кроме Инны Барабыкиной. Остальных звали так: Наташа, Наташа, Наташа, Вера, Надежда, Любовь.

Ей-Богу, я не шучу! Вера, Надежда, Любовь. Любовь была уже замужем, а Барабыкина уже нет. Остальные, следовательно, были невестами.

Чтобы проще было ориентироваться, мы впоследствии разделили Наташ на просто Наташу, Наташу-бис и Тату. Тата вела себя очень бойко. Кто-то уже попытался к ней подъехать, но тут же отъехал.

Из сарая вышел Лисоцкий в белой панамке. Он положил руки себе на живот и тоже принялся рассматривать окрестности. Потом Лисоцкий предложил провести организационное собрание.

– Все слышали? – сказал Лисоцкий. – Чем больше заработаем, тем лучше поедим. Это будет наша стратегия.

– А чем лучше поедим, тем что? – спросила Тата.

– Тем лучше будем работать! – загалдели остальные. – Тем сильнее будем любить! Тем больше будем спать!

Шуточки.

– А чем больше будем спать, тем скорее уедем, – сказал я, чтобы тоже внести свою лепту.

Лисоцкий нахмурился.

– Петр Николаевич, – обратился он ко мне. – Попрошу вас быть моим заместителем. Вы человек уже опытный, будете руководить молодежью.

– Шишка на ровном месте, – сказала молодежь Тата.

– Нами нужно руководить, – кокетливо сказала Барабыкина. Ей понравилось, что она тоже молодежь. Но Лисоцкий охладил ее пыл.

– Инна Ивановна будет поваром, – галантно сказал он. – Вручаем наши желудки в ваши руки.

– Никогда! – заявила Барабыкина. – Не умею и не хочу. Я даже мужу бывшему не готовила.

Понятно теперь, почему он от нее сбежал. Все посмотрели на Барабыкину с сожалением. У Лисоцкого упоминание о бывшем муже вызвало легкий стыд. И он постеснялся обременять женщину, перенесшую личную драму, нашими общественными желудками.

– Вера! Надя! – сказал он. – Придется вам.

Девушки покраснели, будто их сватают. Но согласились. Таким образом, наша вера и наша надежда оказались связанными с кухней. А с любовью обстояло много сложнее. Лисоцкий это понимал, поэтому после собрания оставил меня на конфиденциальную беседу. Мы говорили как мужчина с мужчиной.

– Надо что-то делать, – сказал Лисоцкий, глядя мне в глаза. Это чтобы я понимал подтекст.

– С чем? – спросил я, не понимая подтекста.

– Люди крайне молоды, – сказал Лисоцкий. – Природа настраивает на лирический лад. Вы понимаете?

– Нет, – сказал я.

– Не исключена возможность любви, – прямо сказал Лисоцкий.

– А! – сказал я.

– Вы представляете мое положение как руководителя. Проконтролировать всех я не смогу. Они начнут встречаться, ходить за ягодами, может быть, даже целоваться.

– А потом поженятся, – сказал я.

– А если не поженятся?

– Могут и не пожениться, – согласился я.

– Вот то-то и оно! Тогда возникнут неприятности. Представьте себе, что кто-нибудь из девушек… Вы понимаете?

– Нет, – сказал я.

– Петр Николаевич! – воскликнул Лисоцкий.

– А! Понимаю, – сказал я. – Кто-нибудь из девушек залетит?

– Как вы сказали? – не понял теперь уже Лисоцкий.

– Ну, залетит. Моя жена так говорит. По-другому это называется…

– Господь с вами! – закричал Лисоцкий. – Об этом я и думать боюсь.

– А вы не думайте, – предложил я.

– Я не могу не думать. Я руководитель… Нужно принять профилактические меры.

Как выяснилось, Лисоцкий имел в виду средства морального воздействия. Нужно было проводить культурные мероприятия, чтобы у них не оставалось времени на любовь. Этим должен был заниматься я. Учитывая мою относительную молодость.

– Работа, еда, физические упражнения, подвижные игры. Песен у костра лучше не надо. Они настраивают лирически. Такова будет наша тактика, – сказал Лисоцкий.

Таким образом, я оказался заместителем Лисоцкого в поле, поскольку он взялся вести учет и контроль в конторе, а также массовиком-затейником по предупреждению любви.

Вторая должность мне показалась интересной. В самом деле, свести все отношения на рельсы дружбы, а? Это трудно и почетно. Поэтому я сразу же стал приглядываться к народу. Кто на кого смотрит, как смотрит и зачем. Главное, зачем.

А народ тем временем двинулся на сеновал набивать сеном матрацы. Я пошел вместе со всеми. В руках у меня были два мешка. Дядин Федин и мой.