Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]

— Вы ж сразу после Лидиной смерти разбежались? — припомнил Заманский.

— И это хреново. У него фишка появилась — чтоб сына в дело подтянуть. Под это он и салон в «ИнтерСити» откупил. И со мной из-за этого по бизнесу разошелся. Чтоб Лёвку, значит, взамен. А какой из Лёвки антиквар? Наше дело зубастое. А из него за версту ботаник прет. Я-то Осича отговаривал. Да и — чего врать? — страшно было. За ним-то куда как надежно.

Еще б не надежно. Порехин всё норовил словчить, из-за чего возникали конфликты то с налоговиками, то с экономической безопасностью. Нашкодив, Петюня прятался, а разруливать ситуацию предоставлял партнеру. Не раз приходилось выручать друга и Заманскому. Впрочем, когда жизнь заставила, Петюня и сам научился находить «коны» во власть. По информации Заманского, даже сошелся с начальником следственного комитета Куличенком. Якобы на почве увлечения нумизматикой. Хотя, сколько помнил Заманский, из всех денежных знаков Куличенок предпочитал те, что печатал Центробанк.

— После Лидиной смерти часто виделись? — спросил Заманский.

— А то. Приходил, сидел. Садился в «лапу», — кресло у нас стояло разлапистое, восемнадцатого века. Всё никак не продавалось. После в салон свой перетащил. Вот в нем и сидел. Совсем переменился, — обмякнет и часами молчит. Распугивал клиентов унылым видом. Но — не гнать же. Тоже с понятием. Да и разошлись по-честному.

— Полностью?

— Ну, не сразу, — Петюня замялся. — Что-то на реализации, по запасникам. Не кусок баранины — пополам не разрубишь. Но потихоньку рассчитывались. Проблем не возникало. Да и Осич, надо признать, не шкурничал. А уж как жену похоронил, будто по фигу метель стало.

Заманский отвел глаза, чтоб не выдать плещущегося в глазах вопроса: сколько на этом разделе ухватил лишнего оборотистый Петюня.

— Да не больно наварил, — всё-таки при внешней простоватости Петюня был тонким психологом. Без этого не стал бы успешным антикваром. — Кстати, после-то, как сына из Москвы заманул, Осич вроде как оправился. Даже коллекции подбирать начал. Я ж ему и спички эти треклятые под заказ уступил.

— Как спички?! — ахнул Заманский.

— Так мои же. В Алексине у одной старухи отшкурил. Да и отшкурил-то так, на всякий случай. По иконам крутился. Руку за образа. И вдруг — нате! Гляжу — длиннющие, головка — как набалдашник. А картинка на коробке — мама дорогая! Может, сто лет там пролежали. Прихватил! Всё искал, куда сплавить. И тут Осич, — мол, уступи: появился клиент в эту тему. Поломался для виду. Но не чужие. Если в этом навстречу не идти… Правда, и он, не скупясь, взамен пару своих фирменных самоваров выставил. Так что в накладе не остался.

— Может, догадываешься, кто клиент? — Заманский заволновался. — Мало ли? В разговоре упомянул?

— Чего клиент? — не сразу понял Петюня. — Да какое там! Сам он клиентом и оказался. Это я уж после по факту въехал, что под себя брал. Вместо самострела. А о клиенте наверняка для отвода глаз запустил. Хотя и настоящий заказчик появился. Осич пару раз вскользь проговорился.

— Кто?!

Петюня осклабился.

— Кто ж скажет? Тут у каждого свои концы. И ты и от других прячешь. Ну, у Осича, понятно, клиентура не чета моей была. Если только Циридис подскажет — может, последний заказ Осич как раз с его подачи получил? Они ж меж собой вась-вась были.

Говоря, Петюня достал из ящика пачку визиток, шустро, будто карточную колоду, перетасовал. Отобрал нужную, с золотым тиснением, передал Заманскому.

— От Осича осталось. На обороте личный мобильник Циридиса, — для самых близких. Хотя вряд ли захочет влезать, — Петюня раздумчиво причмокнул. — Если и знает что, смолчит. Больно мудёр.

— Сам же говоришь — «вась-вась».

— Живого подпирал. А самоубийство, да еще хрен знает почему, — спокойней в сторонке отмолчаться.

— Стало быть, тоже не веришь, что из-за жены помереть надумал?

— Полагаю, всё-таки из-за сына, — предположил Петюня с важностью. — Уж очень мечтал Лёвушке своему дело передать. Да, видно, дошло наконец, что тот по другой теме. Вот и захандрил заново.

Из-за угла вынырнул Савка с тряпицей подмышкой.

— А ты говорил! Еще на десяток баксов уронил, — торжествующе уел он отца и скрылся с добычей в подсобке.

Заманский протянул руку для прощания.

— Кстати, — Петюня придержал его ладонь. — Я тут до вашего приезда у Лёвки нэцке прикупил. Давно на них любовался, да Осич не отдавал. Так вот передайте Лёвке: если и дальше отцовскую коллекцию распродавать надумает, я бы поучаствовал.