Он все чаще поглядывал на небо, становившееся черным. Опять пришли в голову волхвы, звезда: волхв рядом со мной, ведущий меня к младенцу. Привел он, однако, к толстенному бездомному, одиноко восседающему на картонке на Тридцать Четвертой улице. Я был так-этак пьян. Мы уселись прямо на землю напротив толстяка. У него была длинная всклокоченная борода, живот лежал на земле. Более удивительно, что и грудь свисала до земли.
— Ну что, Дрейк, — спросил бородатый. — Забиваешь голову малолетним? Без этого ты не можешь?
Мне не понравилась, как он это сказал. Прежде всего тон.
— Поздравь меня, — переменил он тему. — Ты сейчас разговариваешь с телезвездой.
— Кабельный канал бомжей, которые пахнут особенно плохо?
— Шестичасовые новости не хочешь, бейби? Сижу на Тридцать Четвертой, прикидываю, где бы помочиться, чтобы увидело побольше народу. Здесь неподалеку висит камера наружного наблюдения перед офисом, обычно я опорожняюсь под ней. Вдруг подъезжает телевизионная машина. Вываливаются ребята с лампами и камерами, окружают, а мультяшная красотка тычет под нос микрофон и спрашивает, что я думаю о жизни бездомных в Нью-Йорке, может ли такая жизнь довести до отчаяния.
— Ну и ты что? Попросил у нее деньги на крэк?
— Там рядом был припаркован «Фольксваген-жук», а у меня в руке была металлическая труба. Я решил совместить эти две вещи и стал молотить трубой по капоту. Думал показать пределы отчаяния, до которых может довести жизнь бездомных в Нью-Йорке. Раз уж они меня спросили. В машине сидела девушка. Она совсем обезумела от страха — жмет на газ до самого пола, лишь бы смотаться. Ну, я долблю трубой по движущейся машине. Так даже веселее. Наша жизнь может довести и не до такого отчаяния, сам понимаешь, Дрейк. Вся телевизионная команда очень меня благодарила за репортаж. Красотка с микрофоном от благодарности чуть не расплакалась. «Лучший репортаж за всю мою карьеру, — говорит. — Обычно бездомные такие скучные. Ты их спрашиваешь про их проблемы, а они пускают слезу и начинают жаловаться на судьбу. Спасибо вам большое! Вы чудо, а не человек». Так что ты, считай, знаком со знаменитостью, моя милашка, — осклабился он на Дрейка.
— Думал, ты все-таки поклянчишь у красотки деньги.
— Зачем мне клянчить, когда красотки не хуже нее регулярно мне платят? — ухмыльнулся толстяк. — Не у каждого есть недвижимость на Тридцать Четвертой улице, — он гордо мотнул головой в сторону котельной будки на том конце. Повернулся ко мне. — Понимаешь, девушки, которые работают в этом районе, были бы рады заниматься этим на улице. Но некоторые клиенты стесняются. Так что у меня регулярный доход за аренду. Вы с ним туда, наверно? — утвердительно спросил Дрейка.
Фраза насторожила, оставила неприятный осадок.
— Куда мы должны пойти с Дрейком?
— Ты ему не сказал? — удивленно посмотрел на Дрейка толстяк.
Мне стало совсем не по себе. Хотел сразу уйти, но ноги не вполне слушались. Да и предлога еще не было смотаться. Свернулся калачиком и притворился спящим. Так казалось безопаснее. Но вскоре и правда погрузился в полузабытье.
Я проснулся оттого, что кто-то гладил мне зад. Дрейк.
— Посмотрите только на эту попку! — пел он театральным голосом. — Мягкая, как у невинного ребенка!
В то, что происходило, было настолько трудно поверить, что я некоторое время оставался лежать. Он взял мою руку и прижал к ширинке. Я вскочил как ошпаренный.
— Я поверил тебе! — крикнул я. — Поверил всему, что ты говорил! Пошел ты!
— Не будь, как все они, — вновь наклеил на себя маску мудреца Дрейк. — Не бойся признать свою бешеную необузданность!
— Вали! — сказал я и пошел прочь.
— Ты такой же, как все они! — услышал я. — Сидишь, парализованный ужасом или паранойей, и следишь за маятником часов. Ждешь приближения своей смерти. Так же как они, не знаешь, что тебе нужно!
Я смог остановиться, только когда кровь перестала биться так сильно от ощущения позора и возмущения. На месте, где я стоял, лежала картонка. Я заснул, скорчившись на ней. Всю ночь шел дождь. Завтра нужно было идти на работу в Сохо. Последняя вещь, которая еще связывала меня с Полиной.
* * *
На работу я на следующий день не пошел. И через день. Все три дня в городе шел дождь. А в церковь я все-таки отправился.
Это была длинная исповедь. Может быть, главная в моей жизни. Я рассказал о похождениях в Брайтоне. О наркотиках. О связи с Полиной. О том, что не могу у нее жить и что мне вообще негде жить. И что у меня нет работы.
Читать дальше