Михаил Найман - Плохо быть мной

— Моих русских друзей, — пробормотал я себе под нос. — Все мои русские друзья переженились, нарожали детей, и у всех у них работа с неплохой зарплатой… Так теперь вы что, — вспомнил я о подданном короны, — снова алкоголик?

— Нет, наоборот, я совсем не пью, — грустно повесил он голову. — Но из АА меня выгнали. Ужасно! Когда-то я был «выздоравливающим алкоголиком», теперь просто не пью. Моя жизнь окрашена тусклыми красками. Только и осталось, что приходить сюда и смотреть на этих замечательных светлых людей. Эй, Крис! — окликнул он парня, на которого скорпион и совокупляющийся с ним мужчина произвели неизгладимое впечатление. — Как живешь?

— Живу? Живу со своей левой рукой, наверное. У нас с ней очень милые отношения. С правой все гораздо сложнее. Несовместимость характеров — так, пожалуй, можно охарактеризовать мое с ней совместное проживание…

Я нервно вдохнул в грудь воздуха. Нужно было продержаться здесь еще два дня.

Последний косяк на крыше смотровой площадки аэропорта Хитроу. Джек скрутил мне его напоследок. Для меня это стало привычным — перед любым полетом сдать вещи в багаж, показать паспорт и билет и уже потом с чистой душой идти на крышу. И в момент, когда самолет взлетает, находиться в приподнятом расположении духа.

Оглядел местность, мысленно прощаясь со всей страной. Увидел взлетную полосу и автобусную стоянку с другой стороны. Даже этот абсолютно прозаический пейзаж заставил сердце биться быстрее. Я приехал сюда три года назад с родителями как несовершеннолетний. Отца пригласили на год в Оксфорд, я к тому времени кое-как кончил школу в Москве. Потом школу в Англии, потом два года проболтался в универе. Я приехал недотепой. Недозрелым. И здесь не дозрел. Не хочу дозревать. И не умею. Таким и уезжаю. Прощай, Англия, фэавелл форэвэ! Я говорил себе так, даже когда улетал на каких-нибудь три недели. Сейчас я впервые произнес эти слова не напыщенно.

Чувство укреплялось несокрушимой уверенностью, что это мой последний косяк. Я на все сто знал, что больше никогда не окажусь здесь. Почему, чтобы бросить наркотики, надо лететь на другой континент? Почему для того, чтобы начать «нормальную жизнь», требуется, чтобы выгоняли из колледжа и из страны и чтобы над тобой висела угроза армии?

На таможне офицер попросил меня отойти в сторонку.

— Что это у вас на ремне?

— Плеер.

— Вы не будете возражать, если мы его разберем и посмотрим, что внутри?

— Вы его соберете?

— Безусловно.

Что я мог ответить? Плеер мне дала с собой Лиз — старый, еле функционирующий, вместе с кассетой ее друга-ди-джея. В голову полезла паранойя: вдруг они шутки ради засунули туда пакетик кокса? Но потом веский довод, что такие люди не будут тратить такой продукт на такую ерунду, как розыгрыш, быстро меня успокоил. И правильно. Плеер вернули.

Самолет уже забит до отказа. Через проход расположилась пара. Он переходит рубеж тридцати пяти, короткие русые волосы, пузо; она — помладше, симпатичная крашеная блондинка. Переговариваются на иностранном языке. Минут через пять понимаю, что на русском. Вот что сделали годы, проведенные в англоязычных странах, — родной язык звучит по-чужому, иностранно. Интересно, о чем они говорят?

— Володь, слышал, стоимость квадратного метра в Москве скоро догонит манхэттенскую?

Русские. Но что это значит? Слова понимаю, а о чем речь — ни бум-бум. Стоимость… Квадратный метр… В Москве… Догонит… Скоро… Что за муть?

У мужчины на коленях здоровенная бутылка виски. Почти уже кончилась. А еще не взлетели.

«Для вашей безопасности пристегните ремни». Чернявый парень моего возраста, сидящий сзади, начинает передразнивать стюардессу. Двое других лениво смотрят в окно.

Взлетаем. Ребята за мной оживляются и что-то лопочут по-французски. Выкуренный косяк и восторженное чувство перед началом новой жизни тянут на разговор. Перегибаюсь назад с дружелюбной миной на лице.

— Из Франции?

— Швейцария, — говорит мне тот, который самый серьезный. Он единственный волокет по-английски.

— В Нью-Йорк на каникулы? — спрашиваю.

— Навсегда, — отвечает швейцарец.

— Навсегда?! Ничего себе! Не нравится Швейцария?

— Швейцария — мерд. Говно. Там тихо, как на пастбище для овец. И в каждом доме — бомбоубежища. Мы едем в Бруклин.

— Что собираетесь делать?

— Будем рэперами.

Я слегка обескуражен.

— Собираетесь читать рэп по-французски?

— Англе.

Я окончательно поставлен в тупик. И все же меня охватывает чувство уважения и даже трепета по отношению к этим парням. Скорее всего, это неведомый мне восторг в преддверии подступающей жизни, в которую предстоит окунуться самому. Они настолько молодые, что запросто идут на откровенно неосуществимую, невозможную авантюру. Мною овладевает похожее чувство: и меня ждет нечто. Я тоже молодой и, так же как эти трое, лечу в Нью-Йорк. Впереди меня ждет волнующая неизвестность — может, и я стану рэпером. Да, я лечу, чтобы стать рэпером! Пусть не буду рэповать, но я все равно буду им! Откидываюсь назад и начинаю думать о вкладе Швейцарии в хип-хоп-культуру.