Михаил Найман - Плохо быть мной

— И какое вывезла впечатление после этих насыщенных дней? — растянула Полина губы в улыбке.

— Незапланированную беременность, — равнодушно произнесла Парти, непонятно, всерьез или в шутку. — Вернее, всю канитель, чтобы избежать этого недоразумения.

— Что, правда? — Даже Полину удивила циничность.

— Но не только. Посмотри, что я там купила.

Парти прошла к шкафу и вынула оттуда белье — абсолютно прозрачное. Полина стала восторженно охать. Казалось бы: белье, пусть самое прекрасное, но белье — и такое пылкое восхищение.

— Посмотри, — подняла Парти в воздух трусы. На пикантном месте зияло отверстие.

— И что? — спросил я.

— Как «и что»? — удивилась Парти.

— Как «и что»? — удивилась вслед за ней Полина.

— А клубы? — серьезно посмотрела на меня Парти. — Да мало ли…

Я сидел и скручивал косяки из травы хозяйки. Старался произвести впечатление своим английским мастерством.

— Это совершенно, просто совершенно! — сказала Парти, глядя на конусок, который я выложил перед ней на столик. И расхохоталась — как прокурившая их весь день.

— Почему живешь в Москве, а не в Амстердаме? — спросил я, показав на столик.

— Амстердам для студентов. А для серьезных людей… — протянула она, отворачиваясь от меня. Может, считала странным, что я разговариваю с ней. — Потому что там весело! — неожиданно опять повернулась ко мне.

Тут зазвонил телефон.

— Миша, подойди, — сказала Полина голосом неожиданно усталым.

Хрипловатый бас попросил позвать ее. Человек знал, что она здесь. Голос я слышал прежде. Вспомнил: Джо, парень с роскошными дредами. Вчера в клубе он настаивал, чтобы Полина поехала с ним на Багамы. Я протянул ей трубку.

— Привет, Джо, это я. — Равнодушным тоном. Точно, Джо. Она произносила слова, как будто собеседник был перед ней виноват. — Нет, не могу. — С легким недовольством: — Потому что не могу. — И потом односложное и холодное: — Нет… — Нет… — Нет…

Послышались гудки, Полина отняла трубку от уха и, держа на вытянутой руке, продолжала какое-то время смотреть на нее. Точнее, смотреть на то, как в ней раздаются гудки.

— Джо? — бодро спросил я. — Тот самый, который вчера был в клубе?

Вместо ответа она стремительно шагнула ко мне и вжалась губами в губы. Я чувствовал себя надувной куклой, которую используют не по назначению. Парти все время была рядом. Сидела и листала журнал, пока мы целовались. Потом подняла голову и заговорила о будущем России. Как если бы это было само собой разумеющейся реакцией на то, что происходит перед ее глазами. Достала какие-то бумаги, чтобы подкрепить свое мнение. Говорила очень подкованно и абсолютно непонятно. Наконец, я сказал, что все ее слова ничего не значат — только русские, жившие в России, имеют право говорить о своей стране. Это заявление было не совсем основательным, если учесть, что Парти жила в России последние пять лет, а я их провел в маленьком английском городке, где за все это время ни разу не обмолвился словом ни с одним русским и начал уже подзабывать родной язык, и Полина сказала мне об этом.

— Все равно! — не отступал я. — Каждый эмигрант, приехавший сюда, видите ли, лучше любого американца знает, «как у них здесь в Америке». Спросите у Малика, который большую часть жизни провел в Италии, — он вам расскажет, как здесь надо жить. Не собираюсь слушать проповедь иностранца о том, что требуется моей стране!

Услышав эти слова, Полина даже испугалась, а Парти погрустнела и сказала, что я, скорее всего, прав.

— Поехали в город, — вяло сказала она.

Я вспомнил, что все это время искал случая отомстить ей, и теперь, когда это непроизвольно получилось, мне стало неприятно.

— Мне понравилось, как ты ей сказал, — прошептала мне в ухо Полина в лифте. — Я бы не осмелилась.

Такси катило по направлению к Гринвич Вилледж. В районе Четырнадцатой внезапно затормозило и чуть не врезалось в другое. Водители начали друг на друга орать, Парти стала материть нашего. Потом вышла и точно так же другого. Она стояла на перекрестке и напоминала явление природы. Наконец приказала нам выходить, и мы послушно вылезли.

Мы оказались в Сохо. Место, куда мы вошли, могло быть рестораном, или баром, или клубом, но не было ничем из трех. Больше всего походило на галерею, в которой подают спиртное и еду. На высоких потолках была лепнина, столики располагались между резными колоннами. Стены были увешаны картинами, на мой взгляд, бездарными. В манере Ротке, но Ротке был прекрасен, а манера — блеф.