Эрик-Эмманюэль Шмитт - Евангелие от Пилата

Сомнения отпали, и я в сопровождении манипулы прибыл в малый дворец Ирода.

Хуза, управляющий Ирода, не сумел скрыть ни удивления, ни страха, когда увидел меня. Его рот скривился, от щек отхлынула кровь. Он стал придумывать объяснения, пытаясь помешать мне проникнуть во дворец.

– Царь почивает. Он недавно вернулся с охоты. Он праздновал и пил…

– Не сомневаюсь, дорогой мой Хуза, что в данный момент Ирод пьян. Разбуди его, облей, если надо, водой – он терпит воду лишь на улице – и объяви о моем приходе.

Хуза исчез. Я услышал ворчание, потом вопли в глубине дворца. Наконец появился Хуза, распахнул передо мной бронзовые двери зала приемов.

– Пилат! Друг мой, Пилат! У тебя самые красивые пряжки во всей Римской империи!

Бледно-зеленый Ирод возлежал в глубине зала на множестве подушек, словно устрица в открытой раковине, и приветственно размахивал руками.

– Пилат! Пилат! От тебя пахнет лучше, чем от женщины! Кожа у тебя нежнее, чем у любой блудницы! Как же должен любить тебя Тиверий!

Я давно привык к двуличию Ирода, к его шумным чрезмерным похвалам с намеками на любовную жизнь, к открытому двуличию, чисто восточному и цветистому в словах. Лицемерие стало его сутью: он пытался показать мне, что рад видеть меня, что принимает меня с открытым сердцем.

– Вы просто очаровательны, вы, римские чиновники. Поглядите на этого сердцееда. Выбритое лицо, подрезанные и завитые горячими железными щипцами волосы, безволосые руки и ноги, умащенное и надушенное тело. Мне говорили, Понтий Пилат, что ты моешься каждый день! Ежедневно, разве такое возможно? Какая восхитительная утонченность! Уверен, твоя супруга, очаровательная Клавдия Прокула, должна радоваться, что имеет гладкого, как галька, мужа! Счастье, что она не вышла замуж за одного из нас. Она бы лишилась чувств, так мы воняем… Особенно я, ведь я не в ладах с водой. Спроси у Иродиады, моей старой обезьяны!

Он оглушительно расхохотался. Я уже привык пропускать мимо ушей чудовищные пошлости, сдабривающие его речь: все это следовало отнести на счет его прекрасного расположения духа.

Я огляделся вокруг и заметил, что на многочисленных ложах спали юные обнаженные рабыни. Ирод заметил мой взгляд:

– Да, если бы вокруг меня не было прекрасной плоти, я решил бы, что уже лежу в могиле. Знаешь, мне уже шестьдесят лет, почти не осталось волос, и нет ни одного зуба. Но отсутствие клыков не значит, что у меня нет аппетита!

– Я считал тебя очень набожным.

Он помрачнел и движением руки отослал Хузу и прочих свидетелей. Двери закрылись, оставив в зале только нас и спящих девушек.

– Я даже не дотрагиваюсь до них. И даже если бы захотел, не смог бы. Молодым я мог разбить орех своим копьем. Пилат, это правда, оно было твердым, как древесина олив. Сегодня я не могу справиться даже с гнилой смоквой. А ты?

Вместо ответа я рассмеялся. Я знал, что любой разговор с Иродом всегда начинался с непристойностей.

– А ты? – повторил он.

– Ирод, я пришел к тебе не для того, чтобы говорить о своих постельных подвигах.

– Подвигах? Значит, у тебя все хорошо. Я тебя спрашиваю об этом, потому что иногда говорю себе, что слабость моя происходит скорее от власти, чем от старости. Но ты утверждаешь, что… А Тиверий? Он старше меня и имеет еще больше власти! По твоим сведениям, он все еще способен…

– Ирод, я точно об этом ничего не знаю.

Конечно, я лгал. Мы оба знали, что Тиверий давно уже ничего не испытывает и вынужден устраивать ошеломительные оргии, чтобы ощутить хоть каплю плотского желания. Но, пытаясь заставить Ирода сменить тему разговора, я решил погрешить против истины.

– Но, вообще-то, мне говорили, Ирод…

– Что же? – спросил он со страстью в голосе.

– Тиверий остается… очень свежим.

Ирод уронил голову на грудь, он выглядел усталым и разочарованным. Казалось, его лишили последней надежды.

– Ты прав, Пилат. Тиверий еще крепок. А поэтому Тиверий есть Тиверий, а Ирод всего только Ирод.

Он зашмыгал носом. Я испугался, что старый пьяница начнет, как обычно, оплакивать самого себя. И немедленно заговорил на другую тему, надеясь, что время вступлений закончилось.

– Ирод, я пришел к тебе, чтобы поговорить об Иисусе.

– А что о нем говорить? Тема закрыта. Выпей чего-нибудь. Советую отведать шаласского вина, оно слаще лассумского, но куда приятнее белого кальзарского.

– Ирод, мы с тобой две лисицы, а лисицам не удается долго обманывать друг друга. Я слишком хорошо тебя знаю. После смерти твоего отца Палестину разделили на четыре части. Из четырех братьев лишь с тобой одним можно считаться. Ты прекрасно управляешь своей долей, Галилеей. Только ты по-настоящему достоин титула тетрарха. Стоит ли напоминать о том, что́ я думаю о твоем старшем брате? Из-за его бездарности Иудея давно стала моей заботой. Что касается двух других твоих братьев, ты давно уже понял, что они останутся мелкими царьками. Ты один, Ирод, имеешь право восседать на троне не только по крови, но и по таланту.