Джессика Кнолл - Счастливые девочки не умирают

Я пожала плечами.

— Это же очевидно. Боюсь.

— Чего боишься?

Я уставилась в одну точку и попыталась подобрать слова.

— Когда я с Люком, на меня накатывает… беспросветное одиночество. — Я провела пальцем под глазами. — Он не плохой человек. Просто ему не дано меня понять. Да и кому это дано? Со мной нелегко; может быть, я и не заслуживаю ничего лучшего. Кроме того, у Люка много других достоинств. Быть с ним — своего рода гарантия.

— Гарантия?

Эндрю скривился.

— У меня есть пунктик, — сказала я, постучав пальцами по виску, — что меня никто не сможет обидеть, если я буду Ани Харрисон. Это Тифани Фанелли можно раздавить, как жука, а с Ани Харрисон такой номер не пройдет.

Нагнувшись, Эндрю заглянул мне в глаза.

— Я что-то не припомню, чтобы кто-то раздавил Тифани Фанелли.

— Раздавили. В лепешку.

Эндрю вздохнул, погладил меня по затылку, и в следующий миг я щекой почувствовала, как колется его элегантный свитер. За все время нашего знакомства мы так редко прикасались друг к другу, что я совсем не знала, как он пахнет и какая у него кожа. Во мне поднялась волна страшной тоски, поглотившая Люка, Уитни и ее детей с оригинальными именами, все те эмоциональные инвестиции, которые не дадут нам быть вместе, и обрушилась на меня всей своей тяжестью.

В бывшем классе Эндрю три длинных стола по-прежнему стояли в форме буквы «П», норовя зажать учителя в тисках. Но это были уже не старые парты с ламинированными столешницами и разномастными стульями, а металлические столы с плавными линиями в духе «Ресторейшн хардвэр». Такой стол выглядел бы вполне уместно и в моей собственной квартире, вписавшись в тщательно выверенный стиль. «Эклектичный», по выражению миссис Харрисон. Наклонившись над полированной столешницей, я вгляделась в свое искаженное отражение: вытянутый подбородок, один глаз здесь, другой — там. В школе я при любом удобном случае изучала каждый выскочивший на лице прыщик: в оконных стеклах, в стеклянных витринах столовой. С таким количеством блестящих поверхностей в классе я бы никогда не смогла сосредоточиться на уроке.

Эндрю подошел к учительскому столу и повертел в руках разные штуки, оставленные своим преемником.

— Ты знаешь, что мистер Фридман до сих пор преподает? — спросил Эндрю.

— Неужели? — Мне вспомнился тот день, когда мистер Фридман выволок Артура из класса под притворно-невозмутимым взглядом миссис Хёрст. — Он всегда казался мне каким-то туповатым.

— Вообще-то, — сказал Эндрю, присев на край стола и забросив одну ногу на другую, точь-в-точь как во время урока, — Боб умный парень. Даже слишком умный для учителя. Поэтому он не может найти общий язык с учениками. Он на голову выше всех нас.

За окном уже сгустились сумерки, но гуманитарное крыло выходило на ярко освещенную главную улицу и художественный корпус колледжа Брин-Мор.

— Поэтому все обожали твои уроки, — сказала я. — Ты говорил с нами на одном языке. Как наш ровесник.

— Не уверен, что это комплимент, — ответил, смеясь, Эндрю.

Я тоже рассмеялась.

— Это комплимент. — Я снова мельком глянула на свое смешное отражение. — Нам повезло, что у нас был молодой преподаватель, еще не успевший забыть собственные школьные годы.

— Не знаю, много ли было от меня толку, — сказал Эндрю. — Я никогда не сталкивался с таким недоброжелательным отношением, как здесь. Может, все переменилось, когда я сам учился в старших классах, просто внимания не обращал. Впрочем, нет, я бы все-таки заметил. Я сразу почувствовал, что атмосфера в Брэдли гнилая. У тебя не было шансов прижиться здесь.

Что за ерунда. Шанс всегда есть. Просто свой я профукала.

— Я не отличалась умом и сообразительностью. Зато в Брэдли я научилась постоять за себя. — Я провела костяшками пальцев по рифленой металлической поверхности стола. — Артур многому меня научил.

— Есть более подходящие способы обучения, — возразил Эндрю.

— Жаль, я не узнала о них раньше, — ответила я с грустной улыбкой. — Пришлось довольствоваться тем, что было.

Эндрю уткнул подбородок в грудь, словно собирался с мыслями перед тем, как провести важную параллель между музеем естествознания и страхом перемен Холдена Колфилда.

— Ну что же, откровенность за откровенность, — кашлянув, сказал он. — Я тоже должен кое в чем признаться.

Луч яркого света освещал Эндрю со спины, так что он казался темным изваянием, безликим и ничего не выражающим. У меня заколотилось сердце. Я была уверена, что Эндрю собрался сделать важное признание. Наша особая связь, волнующая химическая реакция между нами, — не игра моего воображения.