Мэри Карр - Клуб лжецов. Только обман поможет понять правду

После первого удара отец поднял упавшего Гектора и снова ударом сбил его с ног. Перед следующим ударом отец отряхнул пыль с рубашки Гектора, поправил ему воротник и ударил опять. Гектор упал как подкошенный, словно его ноги были сделаны из веревки, и остался лежать на земле. Потом отец начал бить лежачего. Он сел Гектору на грудь и молотил его лицо кулаками, несмотря на то что тот уже не представлял для него никакой угрозы. Я наблюдала, как мышцы отца на спине напрягаются под синей рабочей рубашкой. Он продолжал бить до тех пор, пока не послышался звук сломанного хряща носа.

Этот звук остановил отца. Его плечи поникли. Несколько секунд он сидел на груди поверженного противника и смотрел на свои окровавленные руки.

В этот момент я поняла, что мать в голос кричит. Я услышала ее слова, которые, видимо, записались на подкорке мозга, но прослушала я их только через какое-то время.

– Ты убьешь его, Пит!.. О, Боже!.. Лиша, Мэри, кто-нибудь, помогите!.. Остановите его!

Мать замолчала, как только отец перестал бить Гектора. Отец посмотрел на нее и сказал: «Прости». Потом он снова перевел взгляд на моего отчима, и в нем опять проснулась ярость. Он поднял ногу в рабочем ботинке и наступил ему на ребра. Я услышала звук ломающихся костей, похожий на звук падающих от сильного ветра веток.

Гектор повернулся на бок. Мне казалось, что отец раздавит его, как букашку.

«Удивительно, что его вообще не убили», – подумала я.

Его дыхание было громким, свистящим и неровным. Когда он перевернулся и выплюнул сгусток крови, я услышала, как на мостовую упали выбитые зубы.

Несколько раз я видела, как отец вместе с другими мужчинами несет гроб на похоронах. Он всегда брал на себя львиную долю тяжести покойника и шел медленно и чинно, как полагается на похоронах. Именно так в тот день отец помогал матери уложить Гектора в машину.

Когда он поднялся на крыльцо, его лицо ничего не выражало и было в поту. На его рубашке засыхали веерообразные следы фонтанчика крови.

– Идите в дом, – сказал он нам и прошел мимо.

В тот вечер мать не сказала нам, что вернется. Но я почувствовала, что рано или поздно это произойдет. Она всегда с уважением относилась к отцу, когда он ставил на место всех тех, кто непочтительно с ней обошелся. Я чувствовала, что между отцом и матерью существовало сильное влечение. Можно было греть руки в свете, который они излучали друг другу.

Мать отвезла и оставила Гектора в ближайшей больнице, а затем вернулась к нам. Она потратила (или потеряла) все, что получила в наследство от бабушки. Более того, она была в долгах.

Соседи складывали стулья, закрывали зонтики и собирались домой. Я зашла в наш дом, чтобы успокоиться. Сложный период нашей жизни закончился, и отец положил ему конец. Он словно прочертил жирную черту между прошлым, настоящим и будущим. Когда мать вернулась, он был без рубашки, и они, смеясь, в танце зашли в спальню.

Когда позже вечером к нам приехал шериф, мать вышла его встречать, накинув черное шелковое кимоно на голое тело. Отца не было дома, сообщила она шерифу, и все произошедшее было мелкой семейной ссорой. Шериф стоял на пороге, сняв свой стетсон, майские жуки бились о москитную сетку, а соседи отодвигали занавески, чтобы было лучше видно.

Мы с Лишей сидели на диване и радовались опале Гектора и возвращению мамы. Я еще никогда в жизни не видела, чтобы мамины глаза были такого ярко-зеленого цвета, каким бывает океан за последней отмелью, там, откуда появляются самые большие волны, идущие от берегов безымянных архипелагов. Руки матери были белыми, длинными и грациозными в рукавах черного кимоно. Шериф уже спускался с крыльца, когда мать произнесла свои последние слова относительно произошедшего инцидента. Вот что она сказала перед тем, как закрыть дверь.

– Какая мелочь, – сказала она, – просто сущие пустяки. Мы сами с этим можем разобраться.

Через семнадцать лет после этого у отца случился удар. Это произошло летом в десять утра в воскресенье, когда он сидел в баре «Американский легион». Отец закидывал в себя один за другим шоты виски, разбавляя пивом. На такой ежедневной диете он сидел уже семь лет после выхода на пенсию из «Галф Ойл» в возрасте шестидесяти трех лет.

Когда я говорю, что отец вышел на пенсию, это не значит, что он перестал работать. Он много делал для Дэвида, мужа Лиши. Отец звал Дэвида рисовым бароном потому, что тот владел обширными рисовыми плантациями, приносившими ему хороший доход. Дэвид купил отцу небольшой белый пикап, на котором тот разъезжал по его и своим делам. Когда отец уже совсем не держался на ногах, кто-нибудь звонил моему зятю, который отправлял своего человека к отцу и отвозил для выполнения какого-нибудь выдуманного задания, чтобы тот немного протрезвел.