Шейла Нортон - Оливер. Кот, который спас праздник

Разумеется, если по пути мне попадался какой-нибудь глупый голубь или скворец, ему же было хуже. Я неплохо охочусь, мой котенок, – я маленький и проворный и вполне могу застигнуть сонную птицу врасплох. Вот подрастешь, дам тебе пару уроков. Раньше, когда я жил в пабе, то приносил добычу и оставлял ее Джорджу под дверью черного хода. Ему почему-то не нравилось, когда я притаскивал подарок в дом. Но я не знал, что другие люди тоже этого не любят. И вот, когда я в первый раз поймал воробушка для Сары и Мартина, то пролез с птицей в зубах через кошачью дверцу. Дома никого не было, и я решил, что лучше всего оставить мой подарок посреди гостиной, у кофейного столика – чтобы, вернувшись домой, они сразу его увидели. Я-то думал, что меня похвалят за мои охотничьи успехи. И был жестоко разочарован.

– Что за чертовщина? – воскликнула Сара, увидев на ковре обезглавленного воробья. – Ох, Олли! Зачем? Бедная птичка! Спасибо большое, конечно, но не надо притаскивать в дом всякую гадость!

Расстроенный и сбитый с толку, я тихонько ушел. Сара, кажется, злилась, но при этом сказала «спасибо большое». Значит, ей понравился воробей? Но, как и Джордж, она, видимо, предпочла бы, чтобы я оставил его снаружи. Что до «бедной птички»… бой, между прочим, был честный, и воробей проиграл. Что в этом плохого? В конце концов я решил, что добыча показалась ей слишком тщедушной. В следующий раз принесу птицу побольше, но оставлю ее на крыльце. Вот Сара обрадуется!

Как-то раз, когда еще не совсем похолодало, мне вдруг захотелось прогуляться и поискать приключений. Я вышел из дома и почему-то не остановился, пройдя по обычному маршруту, а зашагал дальше, до самого конца главной улицы, где дорога начинает забираться вверх по крутому склону, оставляя позади дома и тротуар. Я там никогда раньше не бывал, и немного замедлил шаг, чтобы оглядеться и принюхаться. Кроме вонючих комьев лошадиного помета (никогда не понимал, почему лошади не прибирают за собой, как мы), смотреть было не на что. Но потом я свернул за угол и увидел перед собой массивные железные ворота, на которых сидели огромные птицы. Лишь через минуту я понял, что птицы ненастоящие. Заглянув через отверстие в узорчатой решетке, я удивленно мяукнул. Я увидел длинную дорожку, которая убегала вдаль. По обе стороны от нее раскинулись покрытые мягкой травой лужайки, на которых росли самые разные кусты и деревья. Дорожка вела к большому дому – самому большому, какой мне приходилось видеть в жизни. Тут любопытство пересилило страх. Я протиснулся через щелочку в воротах и опрометью бросился к ближайшему скоплению кустов. Там я ненадолго залег в засаде, надеясь, что меня никто не заметил. Когда оказываешься в новом месте, котенок, нужно помнить, что там может обитать хозяйский кот, который не преминет выгнать тебя взашей, или, чего хуже, непривязанная собака. Но в этом просторном саду все было тихо, и я решил воспользоваться случаем. Это был прекрасный денек: я гонял по лужайкам воробьев, дроздов и бестолковых вяхирей, прятался за деревьями и неожиданно выпрыгивал, валялся под кустами и, в целом, отлично провел время. Я хотел было поймать одного дрозда и отнести Саре и Мартину, но от прыжков так утомился, что сил едва хватило дойти до дома. Стоит ли говорить, как только я пролез через кошачью дверцу, то сразу уснул.

На следующий день я встретил на улице Полосатого с его новой подружкой Сьюки. Мне не терпелось рассказать о своем открытии.

– А, ты имеешь в виду территорию вокруг Большого Дома? – с потрясенным видом ответил он. – Туда же нельзя заходить.

– Почему? – удивился я. – Я вот зашел, и там было здорово! Попробуй как-нибудь! Мы отлично проведем время. А что, эта территория кем-то занята?

– Да, но не кошкой. Она принадлежит самому злобному человеку во всей деревне. Уж мне ли не знать! Я оттуда еле ноги унес, и он еще махал палкой, как будто хотел меня побить! Не испытываю ни малейшего желания возвращаться, хотя ты знаешь, что я, между прочим, очень храбрый кот. А такому трусишке, как ты, и вовсе лучше держаться оттуда подальше.

Не назови он меня трусишкой, я бы, может, и послушался его совета. Но его снисходительное отношение было настолько унизительным, тем более перед Сьюки! Та мурлыкала, терлась мордочкой о морду Полосатого и строила ему глазки, а когда удостоила меня взглядом, тот был полон такого презрения, что я выпалил:

– Вообще-то, никакой я не трусишка. Ты разве не слышал, что в деревне меня теперь кличут храбрым тигром?