Оксана Аболина - Постигая искусство прощения...

Каждому снятся свои кошмары. Мне вот опять приснился отец.

Он стоит у аптечного прилавка, загородив его своим мощным торсом. Я не вижу, что он делает, но догадываюсь: он набирает лекарство в шприц. Похоже, это адреналин. Черная ампула. 10 кубиков смерти. И когда он медленно разворачивается ко мне, сердце мое проваливается в желудок, а ноги становятся слабыми, как у тряпичной куклы. Отец смотрит прямо сквозь меня. И я понимаю, что сейчас за моей спиной стоит сын. В этом сне ему всегда пять лет. Он доверчиво улыбается деду и не чувствует исходящей от него угрозы. Мне хочется крикнуть ему, чтобы он бежал, как можно быстрее бежал отсюда, но когда я открываю рот и рву наружу легкие, из них не вырывается ни звука. Мы находимся в мире, где всегда тишина. Отец надвигается, а я не могу тронуться с места, несмотря на то, что единственное мое желание — загородить сына собой, пока он не убежит. Только он никак не может понять, что ему надо как можно быстрее спасаться. И когда отец оказывается уже рядом со мной, последним усилием я кидаюсь ему под ноги, чтобы заставить его споткнуться, упасть, хоть на секунду задержаться. Малыш еще мгновение оцепенело на все это смотрит, он хочет мне помочь, я машу ему — беги, вкладывая в этот жест все свое отчаяние. И он срывается с места и со всех ног несется к выходу. Только он ведь еще маленький. Я пытаюсь обхватить ноги отца руками, чтобы еще немного его задержать.

И тут я всегда просыпаюсь. Я так никогда и не могу досмотреть этот сон до конца. Я не знаю, спасся ли мой мальчик… И слава Богу, что не знаю. Потому что у таких снов по определению не бывает хорошего конца.

Лето, солнце, дача, сосна. Я лежу под этой сосной в коляске. От внешнего мира меня отгораживает прозрачная пластиковая защитная пленка. Прямо над ней летают, противно жужжа, огромные черные мухи. То и дело они пикируют на меня. Я понимаю, что пленку им не преодолеть. Но от них исходит враждебность. Она заполняет весь тот мир — который снаружи. А здесь слишком мало места. Мне страшно, очень страшно. Я беспорядочно машу руками и ногами, хочу закричать, но сдерживаю себя изо всех сил: я ведь не знаю, кто выйдет из дома — мама или отец. Я молчу, пока мух не становится очень много. Они садятся на пластик и ползают по нему, они все ближе к лицу, до них всего ничего, омерзение и ужас слишком велики. Я не выдерживаю. Я забываю про отца. Я ору, не помня себя.

Новый Год. Ёлка, на ней блестящие стеклянные игрушки, бусы, разноцветные гирлянды. В комнате терпко пахнет хвоей, морозом, снегом. Сказка. Чудо. Гасят свет, некоторые из больших матовых шаров, начинают светиться.

— Это фосфор, — говорит мама.

Петька и Янка необычайно веселы. Отец дал им пачку бенгальских огней. Пока темно, они жгут искрящиеся металлические палочки. Я сижу в кроватке с решетчатой стенкой, свесив наружу ноги, и радуюсь их радостью.

— А теперь посмотрите, что вам принес Дед Мороз, — говорит отец, когда мама уходит на кухню готовить. Под елкой, оказывается, спрятаны маленькие свертки с подарками. Петька и Янка вскрывают свои упаковки. Им обоим Дед Мороз принес по новому, красивому, пахнущему кожей ремню, с металлической бляхой. Их лица гаснут. Они стоят молча и ничего не говорят. У Петьки на худом лице быстро дергаются скулы.

— Вы ничего не забыли сказать? — спрашивает отец.

— Спасибо, Дедушка Мороз! — с ненавистью отвечает Петька.

— Я не понял: что за тон? — брови отца сдвигаются, нижняя челюсть выпячивается.

— Спасибо, — одними губами быстро произносит Янка. — Мы пойдем помочь тете Вике.

Они оба быстро выходят. Пока не разразилась буря. Мне хочется тоже с ними. Больше всего на свете я боюсь оставаться с отцом один на один. Я не понимаю, что случилось, но именно с ним как-то связано то, что брат и сестра перестали сейчас радоваться празднику.

Отец грузно подымается, подходит к елке, нагибается, что-то поднимает.

— А это дедушка Мороз принес тебе, пока ты спала, — произносит он басом с загадочными интонациями. Я забываю о брате с сестрой. Мне очень хочется получить подарок. Любопытство сильнее страха, я тянусь вперед к свертку. Отец дает мне его нераспакованным. Я долго вожусь с оберткой, он слегка помогает мне ее надорвать. Вот бумага снята. Мне хочется позвать маму. Мне хочется, чтоб здесь был хоть кто-то, кроме отца. Передо мной лежит уродливая кукла, с горбатым носом, злыми глазами, в темной одежде, страшная, худая, с метлой — дед Мороз подарил мне бабу Ягу.