Трумен Капоте - Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Хладнокровное убийство

Миссис Клэр — известная фигура в округе Финней. Своей известностью она обязана не своему нынешнему занятию, а предыдущему: она была хозяйкой танцзала (впрочем, эта ипостась никак не проявляется в ее внешности). Миссис Клэр — костлявая, высокого роста, ходит в брюках, шерстяной рубашке и ковбойских сапогах; рыжеволосая темпераментная женщина, как говорится, неопределенного возраста («Это мое дело — знать. Ваше — гадать».), зато вполне определенных взглядов, которые она провозглашает голосом, пронзительностью и тембром напоминающим воронье карканье. До 1955 года она со своим покойным мужем управляла Холкомбским танцевальным павильоном, заведением, которое в силу того, что было единственным на сотни миль вокруг, привлекало сюда пижонов, не умеющих пить, но любящих покрасоваться, чье поведение, в свою очередь, периодически привлекало к ним интерес шерифа.

— Что ж, и нам порой приходилось нелегко, — вспоминает те годы миссис Клэр. — Эти кривоногие мальчишки — стоит им чуть-чуть выпить, и они уже как краснокожие: норовят снять скальп с каждого встречного. Ясное дело, продавали мы только коктейли, чистое — никогда. И даже если б по закону было можно, не продавали бы. Мой муж, Гомер, этого не одобрял, да и я тоже. Однажды Гомер — вот уж семь месяцев и двенадцать дней, как он покинул сей мир, не перенеся пятичасовой операции, — так вот, он сказал мне: «Мирт, всю жизнь мы прожили в аду, давай хоть помрем в раю». На следующий день мы закрыли танцзал. Я никогда об этом не жалела. Поначалу, правда, мне, как сове ночной, скучно было — без шума, без музыки. Но теперь, когда Гомера не стало, я только рада, что работаю здесь, в Федеральном здании. Сидишь себе. Кофеек попиваешь.

Собственно говоря, в то воскресное утро миссис Клэр как раз налила себе чашечку свежего кофе, когда вошла Матушка Труит.

— Мирт! — начала она, но больше ничего произнести не могла, пока не восстановила дыхание. — Мирт, только что к Клаттерам поехали две санитарных машины.

Дочь сказала:

— Где «десять тридцать две»?

— Санитарные машины. К Клаттерам…

— Подумаешь, что тут такого? Опять припадок у Бонни. Где «десять тридцать две»?

Матушка Труит примолкла; Мирт, как обычно, все знает, и последнее слово снова за ней. Но вдруг ее поразила новая мысль.

— Но, Мирт, если бы все дело было в Бонни, для чего две санитарных машины?

Вопрос резонный; миссис Клэр, как поклонница логики, хотя и в своеобразном ее понимании, не могла этого не признать. Она сказала, что позвонит миссис Хелм.

— Мейбл наверняка знает.

Беседа с миссис Хелм продолжалась несколько минут и еще сильнее взволновала Матушку Труит, которая не слышала ничего, кроме уклончивых односложных ответов дочери. Хуже того, когда дочь повесила трубку, она и не подумала удовлетворить любопытство старухи; вместо этого она спокойно отхлебнула кофе, подошла к столу и принялась проставлять штемпели на груде писем.

— Мирт, — взмолилась Матушка Труит. — Ради всего святого, что сказала Мейбл?

— Этого следовало ожидать, — проговорила миссис Клэр. — Герб Клаттер всю жизнь спешил, прибегал сюда за своей почтой и даже ни разу не задержался, чтобы просто сказать «доброе утро» или «спасибо тебе, старая кляча». Носился, как куренок без головы, — во всех-то клубах он член, в каждом деле впереди, и все лучшие должности сразу ему, хотя, может, кто-то другой о них тоже мечтал. А теперь гляди — добегался. Все, больше ему спешить некуда.

— Почему, Мирт? Почему некуда?

Миссис Клэр возвысила голос:

— ПОТОМУ ЧТО ОН МЕРТВ. И Бонни тоже. И Нэнси. И мальчишка. Кто-то их всех перестрелял.

— Мирт, что ты такое говоришь? Кто же их пострелял?

Не прерывая своего занятия, миссис Клэр отвечала:

— Тот тип из аэроплана, что врезался в его персики. Которого Герб отдал под суд. А если не он, тогда, значит, ты. Или кто-то из тех, кто живет через улицу. Все соседи — гремучие змеи. Все себе на уме, так и норовят нос дверью прищемить. Таков уж этот мир. Сама знаешь.

— Не знаю, — пролепетала Матушка Труит, зажав ладонями уши. — Ничего я такого не знаю.

— Змеи.

— Я боюсь, Мирт.

— Чего? Когда придет твое время, тогда и придет. И никакие слезы тебя не спасут. — Клэр заметила, что мать тихонько всхлипывает. — Когда Гомер умер, я исчерпала все свои запасы и страха, и горя. Если где-то поблизости болтается какой-нибудь дурак, которому не терпится перерезать мне горло, желаю ему успеха. Какая мне разница? Для вечности все это ерунда. Ты просто запомни: если одна птичка начнет таскать по одной песчинке — сначала одну, потом еще одну — через море, то время, когда она все их перетаскает на другую сторону, будет всего лишь началом вечности. Так что вытри нос.