Трумен Капоте - Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Хладнокровное убийство

Но эти слова произнесены не были, и краткий ответ психиатра положил конец всем планам защитника Хикока. Гаррисону оставалось только подать апелляцию большому жюри, а это можно было сделать лишь на следующий день. Настала очередь Артура Флеминга, пожилого адвоката, защищающего Перри Смита. Он представил четырех свидетелей: преподобного Джеймса Е. Поста, протестантского священника Канзасской исправительной колонии, индейского приятеля Перри Джо Джеймса — он все-таки приехал утренним автобусом из своего родного захолустья где-то на Дальнем Северо-Западе, проведя в дороге день и две ночи, Дональда Калливена и все того же доктора Джонса. За исключением последнего, эти люди были приглашены в качестве «свидетелей, дающих показания о чьей-либо репутации»: ожидалось, что они припишут обвиняемому хоть какие-то добродетели. Они не слишком-то преуспели в этом деле, хотя каждый сказал что-то благоприятное, пока прокурор не выразил протест на том основании, что личные мнения такого рода «некомпетентны, неуместны и не имеют отношения к делу», не шикнул на них и заставил покинуть зал.

Например, Джо Джеймс, который в своей охотничьей куртке и мокасинах выглядел так, словно загадочным образом возник прямо из чащи, гибкий, темноволосый и еще более темнокожий, чем Перри, поведал суду, что в течение двух лет ответчик время от времени приезжал к нему пожить. «Приятный юноша, всем в округе нравился, ни разу не сделал ничего такого, что выходило бы за пределы моих знаний о нем». Прокурор остановил его; и остановил Калливена, когда тот сказал: «Мы вместе служили. Нормальный парень».

Преподобный Пост продержался дольше, потому что не стал говорить никаких прямых комплиментов обвиняемому, зато в благожелательном тоне описал встречу с ним в Лансинге:

— В первый раз я увидел Перри Смита, когда он принес в тюремную часовню картину, которую сам нарисовал, — лик Иисуса, написанный пастелью. Он хотел подарить ее часовне. С тех пор она висит на стене моего кабинета.

Флеминг спросил:

— Нет ли у вас фотографии этой картины?

Священник достал конверт, набитый снимками; но когда он протянул его защитнику, чтобы тот раздал фотографии присяжным, Логан Грин вскочил как ужаленный:

— С позволения вашей чести, это уводит нас чересчур далеко…

По мнению его чести, это вообще никуда не могло привести.

Вновь был вызван доктор Джонс, и после обычных уточнений его профессии и квалификации, сопровождавших первое появление доктора на свидетельском месте, Флеминг задал главный вопрос:

— Определили ли вы, исходя из ваших разговоров с обвиняемым и медицинского обследования Перри Эдварда Смита, был ли он способен отличить хорошее от дурного в тот момент, когда был вовлечен в это преступление, или нет?

И вновь суд предупредил свидетеля:

— Отвечайте «да» или «нет». Вы пришли к какому-то выводу?

— Нет.

На фоне удивленного бормотания в зале Флеминг, сам донельзя удивленный, сказал:

— Не могли бы вы объяснить присяжным, почему?

Грин немедленно возразил:

— Свидетель не пришел к определенному выводу, и это все.

Юридически на этом все и кончилось. Однако, будь доктору Джонсу позволено объяснить причины своей нерешительности, он заявил бы:

«Перри Смит проявляет определенные признаки серьезного умственного расстройства. Его детство, как я выяснил и проверил по некоторым тюремным отчетам, было отмечено жестокостью и недостатком внимания со стороны обоих родителей. Судя по всему, он рос без надлежащей заботы, без родительской любви и не усвоил с детства принятые в обществе моральные ценности… Он хорошо ориентируется, очень внимателен ко всему, что происходит вокруг, и не выказывает никаких признаков растерянности. Его интеллектуальный уровень выше среднего, а знания, которыми он располагает, достаточно обширны, учитывая крайне скудную общеобразовательную подготовку… В его личности есть две черты, которые можно выделить как особенно патологические. Во-первых, это его «параноидальная» враждебность ко всему миру. Он подозрителен и недоверчив к другим людям, ему кажется, что окружающие его унижают, что они несправедливы к нему и не понимают его. Он болезненно чувствителен к критике и не выносит, когда над ним смеются. Он моментально усматривает неуважение или оскорбление в том, что говорят другие, и благие намерения людей часто предстают для него в извращенном виде. Он чувствует потребность в дружбе и понимании, но отказывается доверять другим, а если ему приходится это делать, он все время ждет, что его неверно поймут или даже предадут. В оценке намерений и чувств окружающих его способность отделить реальную ситуацию от собственных представлений о ней очень слаба. Он нередко приписывает всему человеческому роду лицемерие и враждебность, поэтому считает, что люди в массе своей достойны самого жестокого обращения с его стороны. Сродни этой особенности его личности является другая — вездесущий, неуправляемый гнев, который вспыхивает при малейшем признаке обмана, унижения или пренебрежительного отношения со стороны собеседника. В прошлом его гнев главным образом был направлен на тех, кто олицетворял собой власть: на отца, брата, на сержанта в армии, на судебного пристава — и в ряде случаев приводил к неоправданной жестокости. И Смит, и те, кто был с ним знаком, знали за ним эту черту; он сам говорит, что гнев «одолевает» его и он почти не способен с ним справиться. Когда этот гнев он обращает на себя самого, у него появляются суицидальные наклонности. Несоразмерная сила гнева и недостаточная способность им управлять или сдерживать его отражает первичную слабость структуры личности… В дополнение к указанным чертам, объект проявляет начальные признаки расстройства мыслительных процессов. Его способность организации мышления слаба, он кажется неспособным оценить или вывести какое-либо заключение из своих мыслей, погрязая и порой теряясь в деталях, а временами его размышления имеют «волшебное» свойство отрыва от действительности… У него было мало тесных эмоциональных отношений с другими людьми, и они были настолько непрочны, что не могли выдержать малейших конфликтов. Смита мало волнуют окружающие, за исключением очень узкого круга друзей, и в целом он невысоко ценит человеческую жизнь. Эта эмоциональная отстраненность в сочетании с необычной мягкостью в определенных случаях — еще одно свидетельство его умственной ненормальности. Для того чтобы дать точный психиатрический диагноз, понадобилась бы более развернутая оценка, но теперешняя структура его личности чрезвычайно близка к реакциям параноидального шизофреника».