Михаил Барщевский - Командовать парадом буду я!

– Ну вот! А теперь успокоились. Ничего не было. Официально вы еще ничего не сказали. И начнем сначала, – вновь совершенно спокойным, даже немного скучающим тоном произнес Николай Серафимович. – Итак, поехали. Так что случилось?

Прокурор растерянно крутил головой, переводя взгляд с судьи на Катю и обратно. Вадим, осознав, что произошло, с восторгом уставился на Николая Серафимовича. «Вот это судья!» – одна мысль крутилась у него в голове.

Катя маялась за свидетельской трибуной, то и дело оборачиваясь на Ольгу. Та сидела, опустив голову, нервно наматывая носовой платок то на один палец, то на другой. Николай удивленно смотрел на происходящее, абсолютно ничего не понимая. Пауза затягивалась.

– Ну-с! – поторопил судья.

– Я не знаю, – тихо отозвалась Катя.

– Чего не знаете? Что произошло?

– Что говорить! – громче и с вызовом посмотрев на судью, ответила Катя. Их взгляды зацепились друг за друга, и ни один глаз отводить не стал.

– Правду, девочка! Правду! – Голос судьи зазвучал тепло, по-отечески. – Правду всегда говорить трудно. Но, солгав, потом, всю жизнь, трудно жить. Ты представь себе, что потом когда-то встретишь своего однокурсника на улице. Ты ему тогда что скажешь?

Прокурор сделал какое-то движение, возможно порываясь встать. Судья, не отрывая взгляд от Катиных глаз, приказал: «Сидеть!» И прокурор обмяк на своем стуле!

Именно этот приказ, брошенный прокурору не глядя, будто прорвал плотину. Катя зачастила, стараясь быстрее все выговорить, чтобы не успеть передумать и чтобы скорее весь этот кошмар, обрушившийся на нее, остался в прошлом.

– Меня попросила Оля. Но она не виновата. Они с Колей переспали, а она пришла домой, мама что-то заметила, она ей по секрету сказала, а та рассказала отцу. Вот! А отец у Ольги зверь! Он из деревни, по лимиту через милицию в Москву попал. Ольге давно сказал, с кем до свадьбы переспишь – на улицу выгоню. Ну, Ольга испугалась и сказала, что ее снасильничали. Отец ей не поверил, знал, что у них роман с Колькой. Ну, Ольга и сказала, что, кто насиловал, не знает, но насиловали двоих. Вот! А потом меня уговорила. Ну, чтобы я ей компанию составила. Я говорю – зачем? Не хочу. А она – все равно не найдут, мы же примет ничьих называть не станем. Ну, получается, перед отцом она, значит, чиста, поскольку снасиловали двоих, – это ей алиби. Вот! А в милицию мы заявление написали так, чтобы без примет всяких. А иначе Ольгу отец и вправду из дома выгонит!

В зале стало тихо-тихо. Только Ольга шмыгала носом. Да одна из народных заседательниц тихо причитала: «Боженьки-боженьки! Да разве ж можно так?» Николай в упор смотрел на Ольгу. Та уставилась в пол, продолжая истязать свои пальцы носовым платком.

– Я надеюсь, что ни у товарища прокурора, ни у товарища адвоката нет вопросов к свидетелю? – спросил, как приказал, судья. И чуть мягче добавил: – По крайней мере сейчас. – Не дожидаясь ответов сторон, он обратился уже к секретарю: – А вы, милочка, потрудитесь подойти с распиской ко второй якобы потерпевшей.

Секретарша кинулась исполнять приказание судьи, а Катя с облегчением, не глядя ни на Ольгу, ни на Николая, бросилась к дверям.

– Назад! – на полном ходу остановил ее Николай Серафимович и, резко сменив тональность на отеческую, добавил: – Посиди здесь. Уже не долго!

Ольга обреченно подошла к свидетельской трибуне.

– Один простой вопрос, – как ни в чем не бывало начал Николай Серафимович. – Это все – правда?

– Правда! – отозвалась Ольга. И, повернувшись к Николаю, только к нему и обращаясь, сказала: – Я же не думала, что так получится! Я же думала – обойдется! Думала, дело закроют. Я, когда твоего деда обвинили, сколько раз тебе звонила! А ты к телефону не подходил. Катя тебе звонила. Ты и с ней не разговаривал. И в институте тебя не было. – И вдруг сорвавшись на крик: – Ну что мне было делать? Я люблю тебя. Очень люблю! Но отец меня убьет! – И теперь уже дала полную волю слезам.

Через десять минут основные формальности процесса были завершены. Судья так и не позволил ни прокурору, ни Вадиму сказать ни одного слова. И вдруг, будто вспомнив про них, обратился к прокурору:

– Иван Харитонович, прежде чем вы решите, заявлять ли ходатайство о направлении дела на дополнительное расследование, хочу вас кое о чем спросить. Как пишется: «оправдать» или «аправдать»? А то, знаете ли, двадцать лет проработал, а ни разу не писал. А сегодня, кажется, придется.

При этом на лице судьи гуляла мальчишеская, хулиганская улыбка. Вадим смотрел на происходящее с нескрываемым восторгом и изумлением. Таких судей он еще не видел. Это был Судья с большой буквы. Но пришлось отдать должное и прокурору. Он все понял и принял свое поражение достойно.