Михаил Барщевский - Командовать парадом буду я!

– А сколько пенсия у вас? – поинтересовался Вадим.

– Так шестьдесят, добрчеловек, – в одно слово проговорила Мария Ивановна. Ясно было, что «добрчеловек» – слово для нее единое и в речи частоупотребимое.

Вадим поймал себя на мысли, что тетка ему нравилась. Спокойствием, добродушием. Вадим посмотрел на ее руки. Большие, распаренные, слишком розовые кисти подтверждали профессию посетительницы.

– А кем до пенсии были?

– Ой, много кем. И в столовой работала, и нянечкой в больнице, а вот уж перед старостью – в прачечной.

«Перед старостью – это значит до выхода на пенсию», – отметил Вадим.

– Ну, хорошо. А бьет-то за что?

– Так для порядка, добрчеловек. Чтоб как у людей, – явно по-своему поняв вопрос адвоката, ответила Мария Ивановна и уже по делу продолжила: – А мне еще и волноваться нельзя. Два инфаркта. Может, и лучше было б умереть побыстрее. Устала я жить-то. Но страшно. Я в Боженьку верую. Правда, по телевизору говорят, нету его. Страшно. А когда он бьет, я плачу и волнуюсь. А врачиха участковая говорит– нельзя…

Мария Ивановна зачастила словами, глаза набухли. Вадиму не хотелось, чтобы эта женщина плакала. Именно эта – особенно. Хотя он вообще не выносил слез в своем кабинете. А случалось такое нередко. Ведь не с радостями к нему приходили…

Вадим сменил тему. Лучший способ отвлечь от слезливого настроения – перевести разговор в деловую плоскость.

– Понял. Понял. Ладно, чем я могу вам помочь?

Понимаешь, добрчеловек, у меня тысяча рублей была накопленная. На похороны. Муж их на свою книжку переложил, когда поженились. А теперь говорит – не отдам. Я, мол, тебя кормил, содержал, под свою крышу пустил. Я отвечаю ему, дубине нетесаной, – («Интересно, – подумал Вадим, – краснодеревщик – дубина нетесаная»), – мол, а я что, денег не наработала? А он мне – ты на лекарства свои больше тратишь. А я ему – а ты на водку! А он – драться!

Мария Ивановна опять готова была начать плакать. Да, собственно, уже и начала. Но не по-бабьи, навзрыд, а тихо, как бы поскуливая, вытирая глаза малюсеньким платочком, неуместным в ее больших распаренных руках.

– Хорошо, понял, – вмешался Вадим. – Он вообще вам ничего возвращать не хочет?

– Вообще! Со-о-о-всем! – не сдерживаясь больше, заголосила Мария Ивановна.

И вдруг осеклась. Испуганно посмотрела на адвоката и тихо, утирая слезы, попросила:

– Не гони меня, добрчеловек. Пожалей старую. Мне ведь не так просто деньги нужны. На похороны. Сына-то нету, все – одна я. На что хоронить будут? Видела я, как в больнице непохороненных студентики режут. Не хочу я так. Страшно!

– Да не гоню я вас, мамаша, – неожиданно для себя перешел на просторечье Вадим. – Помогу, чем смогу.

– Но платить-то много, добрчеловек… Нету у меня… Рублей пятьдесят хватит? А отсудишь мне мои пятьсот, я еще пятьдесят дам. Не обижайся, нету больше. А стирать много уже трудно. И эти машины стиральные хлеб отбирают…

Вадима поразило упоминание конкуренции со стиральными машинами. Однако задумываться над профессиональной трагедией Марии Ивановны он не стал.

– А почему пятьсот, Мария Ивановна? Вы же говорили, что до брака тысячу накопили.

– Так ведь ему ж супружья доля полагается. Мне так другой адвокат вчера разъяснил. Ты еще молодой, добрчеловек, может, не знаешь? – В голосе Марии Ивановны засквозили признаки недоверия.

– Нет, Мария Ивановна, знаю! – резко ответил Вадим. – Знания не возрастом определяются, а наличием или отсутствием мозгов! – Вадим разозлился не на шутку. Намеки на возраст выводили его из себя. Можно сказать, реакция была не вполне адекватная.

Женщина почувствовала, что сказала не то, испугалась и запричитала:

– Ну, как скажешь, как скажешь. Тебе, сынок, лучше знать. Я ж неграмотная!

– А у кого вы вчера были? Как фамилия адвоката?

– Так простая такая… Рабинович.

«Во, класс! Для неграмотной русской бабы фамилия Рабинович – простая! Обычная то есть». Будучи сам наполовину евреем, Вадим антисемитизмом не страдал. Только очень не любил, а точнее стыдился глупых евреев. Коллега Рабинович был классическим примером глупого еврея. А глупый еврей – это уже всегда чемпион по глупости. По наблюдениям Вадима, ни русский, ни татарин, ни представитель любой другой национальности, сколь бы глуп он ни был, все равно оказывался умнее глупого еврея. Обидно – но факт.

– А что ж вы к нему не обратились? Может, он ваше дело в суде бы и провел? – неизвестно зачем спросил Вадим.

– Знаешь, добрчеловек, не умный он, Рабинович-то. Не верю я ему. Еврей должен умным быть, а он – нет.