Мариам Петросян - Дом, в котором… [Издание 2-е, дополненное, иллюстрированное, 2016]

— Сколько времени ты в пути? — спрашиваю я.

— Около четырех часов.

Похоже, перепавшие таксисту часы были не из дешевых. А «зов» срабатывает на большем расстоянии, чем можно было бы вообразить. Я стараюсь об этом не думать, обхожу эту мысль на цыпочках, какая разница, что его сдернуло с места, может, это своеобразный вид ностальгии, но мне не все равно, меня это пугает. Больше всего на свете я ненавижу насилие, а передо мной сидит явная его жертва, всем своим видом доказывающая, что место, где я живу, обладает тайными возможностями, о которых я до сих пор имел очень смутное представление.

— А сколько ты попросил на визит?

— Нисколько, — безучастно отвечает Седой. — Это важно?

Знакомые вожаческие интонации. И любимый вопрос Слепого. Впрочем, Седой больше смахивает на Стервятника. Если Большой Птице спилить полподбородка и кончик носа, и основательно обесцветить.

— Знаешь, что? Ложись-ка на диван, — говорю я ему. — По-моему, тебе это необходимо. Стандартный визит — сорок минут. Вряд ли за оставшееся время ты успеешь отдохнуть, но лучше так, чем ничего.

Посмотрев на меня, Седой кивает и едет к дивану. На то, чтобы перебраться туда, у него уходит минуты три. Я гляжу на него первые две из них, потом отвожу взгляд и, чтобы успокоиться, начинаю считать в уме. Слава богу, в моей стае нет никого, кому такие простые движения причиняли бы боль. По сравнению с Седым даже Курильщика можно назвать резвым парнем. Вытянувшись на диване, он восстанавливает дыхание и говорит:

— Наверное, я сглупил. Тогда. Не надо было мне уезжать. Но я же видел, к чему все идет. От меня в драках нет никакого толку, так что пришлось бы остаться зрителем, а я этого не хотел. Было заранее стыдно. Если ты не дряхлый старик, не очень-то приятно, когда с тобой обращаются так, будто ты вот-вот рассыплешься в прах.

Он задумывается о чем-то и добавляет:

— Возможно, это было бы неприятно и действительно рассыпающемуся старику. Поэтому я выбрал Наружность.

— За этот выбор я тебя бесконечно уважал, — говорю я.

Мое замечание вызывает у него удивленную улыбку.

— Правда? Это немного грустно, потому что теперь тебе придется перестать меня уважать. Я ведь вернулся.

— Ты в этом уверен? — спрашиваю я.

Он отводит взгляд.

— Не уверен. Нет ощущения, что я действительно в Доме. В снах все было иначе.

— Здесь все изменилось, — предупреждаю я.

— Знаю, — говорит он.

Я не спрашиваю, о чем еще он знает или догадывается. Например, что стало с прошлым выпуском. Сейчас ему должно быть двадцать пять. По наружным меркам это немного. Да, выглядит он старше. Но таким же он уехал из Дома. Значит, он Прыгун. Вернее, был им. Так что это не просто визит для успокоения нервов. Сейчас он попросит меня об одолжении, и я не смогу ему отказать, потому что то, о чем он попросит, будет не настолько невыполнимо, как то, о чем просил Стервятник.

— Я хочу переночевать в Доме, — медленно, почти по слогам, произносит Седой. Его бледная кожа вспыхивает. Не только щеки, все лицо сразу. Так же краснеет Рыжая. Он поднимает руку, не давая мне возразить.

— Знаю, что из этого вряд ли что-то получится. Нельзя уйти и вернуться, нельзя войти в одну реку дважды и так далее — все это о таких, как я, верно? Но можно хотя бы попробовать.

— Ты — Прыгун, — говорю я. — Ты Прыгун, и хочешь уйти. А потом, заканчиваю уже про себя, если у тебя хоть что-то получится, тебя найдут. Где-нибудь в укромном месте, куда я тебя спрячу. Пускающим слюни и гадящим под себя. Может, даже по запаху. Хорошо бы мне этого не увидеть, потому что глядеть на то, что останется от тебя, будет тяжело. И я до конца жизни буду знать, что помог тебе в этом. Как будто мне мало остальных…

Я почти готов отказать ему. Это трудно, но не невозможно. Зачем мне еще один камень на шее, лишняя боль? С другой стороны, он старше нас, он жил в Наружности, у него было достаточно времени все обдумать. Если, конечно, «зов» не лишил его воли полностью.

Седой молчит. У него изможденный вид, который я когда-то считал признаком старости, но он слишком молод, чтобы оставаться для меня Седым.

«Ты был бы Птицей, — думаю я. — Родись ты шестью годами позже, ты несомненно был бы Птицей. Так я и должен думать о тебе. Просто, как об одном из Птиц».

— Как поживают рыбки? — спрашиваю я. И тут же понимаю, что светской беседы не получится. Я понятия не имею, сколько живут аквариумные рыбки.

— Муж сестры уронил аквариум с подоконника, — отвечает Седой. — Так что никак.