— Наденька, — спрашивал он жену, — когда же?
Наденька не слышала его. Она выпила одну рюмку водки, глаза ее блестели, щеки разгорелись. Она в первый раз была в таком обществе, ей нравилось все: и песня начинающих поэтов, и красивая выдержанная дама, сидевшая на одном из торцов стола против Устюжанинова, и особенно он сам, такой добрый, красивый, молодой, несмотря на свой возраст, и сама она казалась себе гораздо красивей и лучше, чем в Институте и дома.
Устюжанинов поднялся и долго стучал ножом по фужеру, пока не установилась тишина.
— Друзья мои, мы пили за поэзию, за прозу, за драматургию, поднимемте бокалы за критику, чтобы она была талантлива и честна.
— Оценил! Наконец-то! — пронзительно крикнул Термос.
— Он что, из команды твоего папаши? — спросил Дину боксер. Та поморщилась:
— Да помолчи ты!
Устюжанинов снова постучал по фужеру:
— Тише, друзья, тише! Я предлагаю поднять бокал за Вадима Владиславовича Бескозырного, достойного быть членом нашей писательской организации. Иди сюда, Вадим!.. Возьми бокал.
Вадим вышел из-за стола. Держа бокал с вином в левой руке и все еще опустив в карман правую, он подошел к Устюжанинову.
— Разрешите, Афанасий Ильич, сказать мне… — начал он.
— Говори, говори, — подбодрил его старый поэт.
Вадим начал медленно извлекать книжку из кармана.
— Э, нет, — рассмеялся руководитель местных писателей, — по бумажке говорить мы не будем. У нас здесь не собрание.
— Я за! — пробормотал человек без возраста и выпил рюмку до дна.
— Это не бумажка, Афанасий Ильич, — громко сказал Вадим, — это ваша старая книжка. Только вы ее разворачивайте осторожно.
— Ничего, справимся, — уверенно произнес Устюжанинов и, взяв из рук Вадима книжку, резко сорвал магазинную обертку.
— «Круги по воде»… Фу ты!.. Когда это было… Спасибо, Вадим, — с дрожью в голосе произнес он и начал перелистывать книгу. — Бумага скверная, шрифт слепой. Такое время было. Бедность! Интересно, что же тут напечатано? Ничего не вижу, ничего. Где мои очки, — стал он рыться в карманах пиджака и брюк, — где они? Таню-ша, — крикнул он через весь стол жене, — будь добра, найди их!
— Сейчас, сейчас, не волнуйся, — откликнулась Татьяна Ивановна.
Она быстро вышла из комнаты. Афанасий Ильич продолжал рыться в карманах, с отчаяньем повторяя:
— Где же?.. Где?
Вадим стоял перед Устюжаниновым, высоко держа бокал в левой руке.
Наденька, широко раскрыв глаза, не мигая смотрела на мужа. Ей было радостно видеть, какой он красивый, но вдруг что-то кольнуло ее в совершенно здоровое сердце, пришла тревожная мысль, что она недостойна Вадима и какая-нибудь Дина может увести его и называть своим.
За столом стало шумно и бестолково.
Татьяна Ивановна вернулась и передала Устюжанинову футляр с очками.
— Спасибо, Дорогая, — сказал он, — садись на мое место.
— Неудобно, я хозяйка.
— Удобно, удобно, — усадил ее Афанасий Ильич. — Ты видишь: «Круги по воде». Помнишь, когда это было? Пусть гости узнают, что тогда писал Устюжанинов. Внимание! — могучим басом покрыл он шум. — Дорогие друзья, у меня в руках первая моя книжка «Круги по воде». Хотите, я вам прочту кое-что?
— Просим! — вяло отозвалось несколько голосов.
— Хотим, хотим! — как на параде прокричали молодые поэты.
Афанасий Ильич раскрыл книжку.
— «Дождь в летнюю ночь», — объявил он и тут же прочувствованно сказал жене. — Помнишь: лес, гроза, мы с тобой — одни?
— Не нужно, — застеснялась она, как молоденькая девушка, — это наше личное.
— Личное поэта принадлежит всем, если он поэт, — сказал Устюжанинов и громко, волнуясь прочел стихотворение. Все зааплодировали, и даже критик Термос осторожно похлопал узкой ладонью по другой.
— Живет, — радовался Устюжанинов, — тридцать лет живет. Ну, давайте дальше.
Он перевернул страницу и прочел: «Прогулка». Тут же он остановился:
— Интересно, что-то написано на полях карандашиком? Минутку… Посмотрим: «Брови, как подковы» — банально. — «Такой красивой я еще не видел» — перепев Есенина.
— Афанасий Ильич, — жалко оправдывался Бескозырный, но именитый поэт, словно не видя его, переворачивал ветхие листочки, читая то, что написано на полях: «Неграмотно, даже в шестом классе так не пишут».
— Хук левой, — захохотал Динин боксер и потянулся к бутылке, но Дина резко ударила по руке:
— Хватит, я сказала тебе, хватит!
Афанасий Ильич продолжал читать заметки на полях: «Мысль неплохая, но сказано бессвязно», «Ритм где? Будто по деревянной мостовой скачет».
Читать дальше