Борис Фальков - Тарантелла

Не связанную также и с последующими, произнесенными в уме: спать с ним, с кем-нибудь, Боже, в такую-то жару — что за безумное несоответствие! Такой жаре соответствует то, что уже было начато: подтянуться к нему через конторку. Но не для того, чтобы ласково коснуться лба, а прямо к его глотке, чтобы ухватить когтями. Чтоб, наконец, придушить его. Начто это? А нато, чтобы воздуха досталось больше тебе, так как ты снова задыхаешься. На одного и этого воздуха должно хватить. Удави, раздави гадину, как насекомое. И потом сама удавись.

Всё это думалось так спокойно, что казалось продолжением прежнeй усталости и спокойствия, или приливом нового равнодушия. Но нет, таким ровным пламенем теперь горело её бешенство.

— Ну, совсем с цепи сорвалась… — хладнокровно отметил он. — Но это простительно. Спуд, затылочная область, капуста… типичный тепловой удар. Но хорошо, допустим, и этот удар нанёс я. Но вы уже решили, зачем это мне понадобилось? Докладывайте, сержант. Мои мотивы?

— Зачем? Я уже говорила, зачем: вам пришла идея меня запугать, сделать сговорчивой, и потом — пощупать. Говорите, воображение? А моя жизнь и есть моё воображение… была, по крайней мере, до сих пор. И ничего, не самая плохая жизнь.

— Вот те раз, а кто жаловался на папочку, на болячки? Послушайте совет, вам надлежит жаловаться только на себя. Все люди, включая вашего папочку, ведут себя нормально. Вы ведь и к ним явились вызывающе, без лифчика, чуть ли не в пачках и на пуантах, и все манеры балерины — так и ко мне вы вошли. Точно как и перед изумлённым папочкой в своё время явились, из мамочки: совсем ведь голенькая. Да вы просто вызвали фурор своим появлением на сцене! А люди лишь отвечают на ваш вызов. Чем? Конечно, сопротивлением. Скажите ещё спасибо, что таким… безобидным. Да, безобидным, потому что они — всё-таки люди. Сравните с тем, как на то же отвечают не люди. Я имею в виду жару.

— Бред, бред, свинячий бред! — выпалила она.

— Это вы бредите. И я знаю — отчего этот ваш тяжёлый сон. Ваш бред типичный продукт истощения мозга, скорей всего, от недоедания. Небось, сидите на диете, голодаете, чтоб форму тела сохранять, а в мозг при этом непрерывно напихиваете шлаки, то, что вы называете информацией? Ну, вот и сохранили, поздравляю. Слушайте, вам бы чего-нибудь пожрать, вид у вас зверски голодный… Кстати, и тошнить может тоже от голода.

— Меня уже вовсе не тошнит! А голодание тоже вы мне устроили, с вашими безобидными людьми. Что же, в вашем городишке пожрать нечего и негде? Враки, всё это конечно же есть, было до вчерашнего дня. А сегодня специально для меня устроили пустыню. Не удавить, так уморить голодом — о, это ведь так сравнительно безобидно! Так по-людски!

— Эх… Послушайте, ваше явление и мелькание коленками — всё бы это пустяки, если б вы не придумали легенду именно про тарантеллу. Лучше и не выдумать, чтобы раздразнить кого угодно. Это как если б вы полезли прямо к ним в кровать, где они как раз зачинают ребёнка. Прямо сказать, плевать им на вашу полицию, когда вы затронули такое. Да, вы правы, многое зависит от словоупотребления, назовёшь человека или весь мир трансвеститом — оно и утончённо, и приятно-проблематично. Такое в газетах и парламентах обсосать одно удовольствие. А как употребишь выражение поточней: сука с отросшим пеннисом, так и… никаких тебе уже утончённых проблем, и самой противно мол, что ж это такое я ляпнула! Употреби и вы вместо «тарантелла» что-нибудь другое, как это вы сделали с Ахиллом, и тоже не имели бы проблем. Что ж было бы тогда обсасывать? Но, конечно, не тут, а в любой больнице у вас там, в Мюнхене. У вас-то там знают, что оно такое, хотя никому не известно, что оно такое есть.

— Собираясь сюда, я рассуждала как раз противоположным образом!

— Вы и календарь читали в противоположную сторону, справа налево, как видно. Кстати, а вы там заодно не переврали ли вашу историю болезни, я имею в виду, не придумали ли вы и тут легенду? Не назвали ли вы свою болезнь этим хорошеньким именем астма по той же поэтической причине, по какой назвали цель вашего сюда прибытия тарантеллой? Знаете, профессиональная скромность, с которой полиция одевает свои мужественные операции в кружевные платьица, не всегда уместна. Симптомы, которые вы описывали…

— Не беспокойтесь, эти ваши болячки ко мне не пристанут. Из другой глины слеплена, огнеупорной.

— А хоть из мрамора могильного: поддадут жару — не отвертеться.

— Вы всё, как вижу, знаете про эту болячку! Как врач или как страдательная сторона?