Борис Фальков - Ёлка для Ба

— Верно, — сказал Назарий Манукян, входя вслед за мной: ему и принадлежал тычок. — С этого и следует начинать. Ну-ка, ещё разок!

Мне была послана прекрасная улыбка, следовавшей за нами Жанне — вторая, а потом снова мне: третья. Мне, не Брату, тот сидел спиной к нам. Это его работа, сказал себе я, и ничего больше, помни об этом. А мотобой уже успел обнять Жанну, и оба они с интересом рассматривали меня, мою нелепую фигуру, широченные шорты, шёлковую рубашку цвета раздавленной гусеницы с грубой молнией, костлявые колени. И завернувшиеся бубликом носки. Указательный палец мотобоя поглаживал складочку на жанниной шее, чуть выше обреза сари. Это его работа, ещё раз напомнил себе я, не следует придавать этому особого значения.

На нём были белоснежные туфли и брюки. Шведка с высоким отложным воротником, из которого выпирала загорелая шея. Чуть выше прозрачные глаза. Всё вместе — светлое какао, или кофейное мороженое со льдинками. Я вообразил себя рядом со всем этим, и мне, почему-то, сразу стало скучно.

— Давай, племянник, — сказал он. — Ещё разок.

Его указательный палец переместился на жаннину щеку и будто нарисовал на ней крестик. А Жанна приняла эту милость как нечто будничное, с улыбкой. Зачем она так охотно смеялась, птичка? Наверное, смех, так похожий на звон стеклянного колокольчика с моей ёлки, был тоже работой. Сходство стало ещё разительней теперь, когда та стекляшка уже перестала существовать, с хрустом испустив дух под моим каблуком: жаннин колокольчик так же захрипел, и зазвучал на добрую квинту ниже, будто и ей наступили на горло.

Я, разумеется, попробовал ещё раз. И опять мне удалось сделать всего три шага, четвёртый вернул меня на дно воронки. Я не муха, только такое резюме смягчило бы позор провала.

— Не так, — спокойно возразил мотобой. — Смотри, как надо.

Он изящно вспрыгнул на трек и пробежал почти полный круг, быстро и мелко перебирая парусиновыми туфлями. Он их ставил не так, как при обычной ходьбе, а носками в одну сторону, влево, и тяжесть тела не переносил с опорной левой ноги на другую, а как бы пропускал её, прихрамывал на правую. Я сразу понял этот приём и попытался его использовать. Прежде всего — тоже, как и мотобой, побежал направо. На этот раз вышло намного лучше, я пробежал с четверть круга.

— Есть способности, — похвалил он. — Продолжай в том же духе.

Похвала его разбавила неприязнь, которую я уж начал к нему испытывать. Я даже покраснел от удовольствия, и сразу же осознал это. Понимание мгновенно усилило было приутихшую неприязнь, я опять насупился. Тогда и они, оба, что-то осознали.

— Да нет же! — весело сказал мотобой. — У тебя получится. Публика ещё увидит тебя в седле. Но перед тем ты должен легко проходить полный круг пешком. Так что… работай.

— Да на одно это уйдёт куча времени, — пробурчал я с уже неуправляемым раздражением. — Когда же мне учиться ездить?

— Но ты же играешь на пианино гаммы, или этюды? — засмеялась Жанна. Мне показалось, что с удовольствием. — И не спрашиваешь Ба, когда настанет время для Лунной сонаты.

— Это не одно и то же, — возразил я. — Кроме того, я терпеть не могу гаммы.

— Одно, одно, — сниходительно сказал мотобой. — Жанна права: рассуждать тут не о чем. Делай, и всё.

Кажется, урок перестал быть ему интересен, если и был.

— А без этого в седло — совсем нельзя? — спросил я.

— Нельзя, — сказал он. И добавил в сторону Жанны: — Что-то твой племянник чересчур болтлив. Ты говорила, он умный. Его потребность усложнять простое, вот что вы все принимаете за ум. Ему нужно принимать вещи такими, какие они есть. Всем вам это нужно.

— Если б знать, какие они есть, — упёрся я, несмотря на неодобрительный взгляд Жанны. Или наоборот: в ответ на него. — Какой смысл может иметь это хождение по кругу, если всё равно в будущем придётся ездить, вот что тоже хотелось бы знать.

— Тут нечего знать, — оборвал он меня. — Это у вас там, дома, ты можешь заглядывать в ящики, где от тебя что-то, допустим, прячут. Может, там, в вашем доме, у вещей и есть какой-то скрытый смысл. И когда ты требуешь его разъяснения, твои домашние умиляются: какой умный… мальчик! Здесь, мальчичек, ты это брось, забудь. Здесь даже если кто и признает тебя умным хлопчиком, то обязательно добавит: слишком умный. А ты знаешь, что значит такая добавка… Хочешь здесь жить, и работать? Не лезь, хлопчик, в чужие ящики. Оставь дома и дурацкие вопросы: что значит круг, зачем и как долго круг, и так далее. Здесь круг есть круг, чтобы по нему ходить, а потом и ездить, и ничего больше. Здесь всё чётко: да или нет. Можешь пройти или не можешь. Можешь? Порядок, валяй дальше, учись ездить. Не можешь? Проваливай.