Карен Уайт - Танцующая на гребне волны

– Но Робби ведь вернулся?

– Да. Он похоронен на кладбище с женой и детьми и другими членами семьи, жившими между ним и тобой. Как будто так было изначально предназначено судьбой.

Он встал, и я тоже, позволив ему заключить меня в объятья.

– Ты в это веришь? – спросил он. – Ты веришь, что ты и Адриенна жили когда-то, как Памела с Джорджиной?

– Не знаю. Не думаю, что мы когда-нибудь узнаем точно, пока мы живы. Но есть какое-то утешение, приносимое верой, что мы возвратимся на землю, что нам дается еще один шанс. – Я нахмурилась, чувствуя, как мозг пытается справиться со всеми бурлящими в нем мыслями. – Что, если прегрешение Памелы состояло в безоговорочном принятии ею всего, вере в то, что ей говорили? Может быть, я здесь поэтому, чтобы научиться на ее ошибках и начать сначала?

Мэтью поцеловал меня в затылок.

– Тогда я должен верить, что болезнь Адриенны была послана ей в наказание, что она не могла иметь детей и дожить до старости… А я не хочу в это верить. Она была хороший человек, и я любил ее. Я хочу верить, что не было никакого предназначения, и она сама определила свою судьбу.

Я приняла его слова, понимая его потребность верить так, как он верил, и зная, что истина где-то посередине. Я уткнулась ему в шею, воображая, что ощущаю запах трубочного табака. Я больше не хотела говорить, но было еще одно, что мне было необходимо сказать ему. Отодвинувшись, я взглянула ему в глаза.

– Адриенна не потеряла свое кольцо. Перед смертью она отдала его Джону.

На его лице выразилось удивление.

– Она сказала ему, что оно ей не принадлежит. – В горле у меня образовался комок, так как я наконец поняла, что она имела в виду, и это не имело никакого отношения к тому, что оно некогда принадлежало матери Мэтью и другим его предкам. Оно принадлежало кому-то, кого она никогда не видела, женщине, которую Мэтью было суждено встретить и полюбить. Оно принадлежало мне.

Он прижался лбом к моему лбу.

– Оно по-прежнему у Джона?

Я кивнула.

– Он показывал мне его. Там внутри выгравировано «Навсегда». – Мне пришло на память еще кое-что. – Памела сказала Натэниелу, где находится тайник, и он, должно быть, достал кольцо и миниатюры перед отъездом, а потом передал их Робби, когда тот вернулся на Сент-Саймонс. Интересно, что с ними случилось.

Мы долго молчали, обняв друг друга, и я думала о любви, которая должна была длиться вечно, и о том, как муж обещал жене найти ее, где бы она ни была.

Раздался звонок в дверь, и мы отпрянули друг от друга. Мэтью пошел открывать. Я почувствовала запах талька и духов, прежде чем услышала голоса моей матери и Мими.

Они мялись в холле, извиняясь за вторжение, на их лицах не было заметно ни малейшего раскаяния. Они стояли рядом, вместо того чтобы быть одна впереди другой, как я привыкла их видеть.

Глория заговорила первой:

– Мы помним, как ты сказала, что не хочешь нас больше видеть, но нам было нужно повидаться с тобой. Еще раз попросить у тебя прощения.

Мими ткнула пальцем в сторону Глории:

– Она не хотела уезжать, а ты знаешь, что я не могу вести машину, так что мы здесь застряли.

Все три головы в ожидании повернулись ко мне.

Я не могла тронуться с места, как будто стояла на эскалаторе, который внезапно остановился. Мне хотелось сделать шаг, но я могла только с трудом удержаться на ногах.

– Мэтью… – начала я, понимая, что еще ничего не сказала ему о моей предполагаемой могиле на кладбище и той ночи, когда я стала Авой Уэйлен. Или о том, как мне всегда казалось, что я должна вернуться на Сент-Саймонс к соленой воде болот и океану, который по-прежнему влечет меня к себе.

– Мэтью, – повторила я, опускаясь на софу, потому что была не уверена, что смогу устоять на ногах. – Я недавно узнала, что я сестра Джимми Скотта, Кристина. Думали, что я сгорела во время пожара, но Джимми вытащил меня из дома, и я выжила. – Я прикусила губу, встретившись глазами с матерью. Я долго смотрела на нее, недоумевая, как любовь и гнев могут уживаться в одном сердце. – И мама с папой спасли мне жизнь.

Мой муж умел, когда нужно, воздержаться от вопросов, зная, что когда-нибудь услышит все остальное, но понимая также, что история еще не закончилась.

Я смотрела в серые глаза матери, так не похожие на мои, но полные любви. Все эти годы она любила меня, ожидая звонка, когда ей скажут, что я не принадлежу ей. Но я принадлежала ей, а она мне, с того самого мгновения, когда я обвила руками ее шею и опустила голову ей на сердце.