Vincent Killpastor - Школа Стукачей

Новый год — семейный праздник и ты празднуешь его с единственным уцелевшем в новой реальности членом семьи — самим собой.

Чтобы воспроизвести подобное грандиозное ощущение вселенской гармонии на свободе в наши дни, надо как минимум купить Le Grand Bleu — 355 футовую яхту несчастнейшего из смертных — миллионера Абрамовича.

Вторая часть празднования — это укуривание планом, который начинаешь запасать загодя, за две-три недели до 31-го января. Это традиция, которую я импортировал в попскую колонию с воли.

На воле тоже — готовится всегда начинаю заранее. Где-то за месяц.

Откладываю несколько трубочек доброй анаши. Разной, из нескольких барыжных точек. Каждая анаша расскажет мне свою историю.

Это смертоносный ряд. Отборная дурь. Предвкушаю мой самый любимый в году день. До сих пор.

Утром тридцать первого, чинно поздравляю с Новым Годом родителей, распихиваю по карманам дрянь и папиросы — и в путь.

Теперь мне надо успеть поздравить всех друзей. Они тоже «идут по жизни маршем», только в отличие от Цоевской ватаги, остановки не у пивных ларьков, а у анашевых «ям». Узбекистон, что тут поделать.

Золотой треугольник. Курит каждый второй мой сверстник. Лет эдак с четырнадцати начинает смело экспериментировать. Это в порядке вещей. Элемент культуры. Говорят анашу, и маковые головы открыто продавали на ташкентских базарах до начала шестидесятых. Не знаю. Не застал. Но найти дряньку можно и сейчас — я вас научу, где.

Свой первый боевой косой взрываю прямо в такси, на пару с таксистом. Обычно ташкентские таксисты именно так и начинают свой рабочий день. Если вы в Ташкенте сели в такси, и водила не обкуренный, на всякий случай пристегнитесь ремнём, что-то тут не ладно.

Убитый анашей таксист — рядовое явление наших неспокойных лет.

План приятно радует всю дорогу из Сергелей, и вскоре я уже приезжаю к Стасу.

Мой друг живёт у магазина «Штангист». Вообще-то магазин называется довольно обыденно — спорттовары, но вы спросите любого ташкентца — «Где это, магазин Штангист?» — и он тут же заулыбается и покажет.

Снег сыплет и сыплет с самого утра, но едва коснувшись дороги тает. Мокрый чёрный асфальт выглядит фантастически красиво, если смотришь на него по обкурке. Вообще по обкурке глаза иначе воспринимают свет, заметили? Так и иду, не отрывая от посеребрённого новогоднего асфальта глаз. Какая радость! Какой торжественный покой!

Стас — художник. Учится в художественном училище. Рисует интересно. Это я говорю не потому, что он мой друг и собутыльник.

Огромная стена подъезда перед квартирой Стаса — это одно из его взрывающих сознание полотен. «Пост Модуль» называется. Стас не может объяснить, что такое пост модуль, но смотрится прикольно. А это главное в искусстве.

Пигмеи из ЖЭКа несколько раз пытались совершить над «Пост Модулем» акт бытового вандализма, но Стас регулярно обкуривался, натягивал малярный комбинезон, и к утру шедевр воскресал, уже в следующей, более совершенной версии.

Рисовать Стас начал, как только переболел менингитом. Все в школе думали он теперь ёбнется, а он вдруг стал рисовать.

Действительно, после такой болезни обычно становятся идиотами, а Стас просто совершенно преобразился. Казалось в него инкарнировалась душа одного из мятежных художников пост-модулистов.

Даже беретку стал носить. Природа возникновения таланта неуловима. Но точно могу сказать, талант не имеет ничего общего с нормальностью и здравым смыслом.

Обкуриваемся со Стасом в его дворе перед покрашенными серебряной краской гаражами. Серебряный гараж, как показатель земного благосостояния в эпоху развитого социализма.

Стас находится в глубочайшем депре. Тренькает на гитаре и клянёт свою горькую судьбу. На скамейке, где мы уже, наверное, скурили ни один килограмм плана, свеже-вырезанная надпись. Это понятный всем мужчинам термин, из которого великие предки умудрялись вытягивать по целому роману — «Сука».

Девчонка-рыжик и его муза по имени Танюшка за неделю до Нового года со всей семьёй выезжает навсегда в Германию. Тогда был такаю период немецкой политики — Германия для евреев. Для евреев, а не для немцев, потому что жившему в Ташкенте огромному сообществу депортированных из Поволжья немцев визы получить было крайне нелегко. А вот евреи въезжали на автопилоте. Танюшка была дщерью израилевой и ее семья уже поковала бундесчемоданы.

Она уезжала навсегда. Навсегда, понимаете?